Лазоревый мундиръ II: Смертоцвет

— Эх, Митрич, — проговорил Герман, положив старику ладонь на плечо. — Да какую петицию, о чем ты говоришь? Неужто ты думаешь, что кто-то от вас такую петицию передаст?

— Мы, барин, найдем через кого передать, — решительно заявил Митрич. — Ты это… на свой счет не принимай, мы от тебя лично ничего худого не видали, но все же… Мы теперь это… люди свободные, и у нас тоже есть права, вот что. Нам это тоже разъяснили.

Герман аж поперхнулся от такого заявления. Нет, он, конечно, не был аристократическим снобом, и сама мысль о том, что у Митрича тоже есть права, не казалась ему абсурдной. Но в данных обстоятельствах Митрич мог бы свои права какое-то время подержать при себе. Но главное в его заявлении было другое…

— Это кто же вам это разъяснил? — спросил он.

— Да уж свет не без добрых людей, — ответил Митрич уклончиво.

— Если кто-то из жандармов… — начал Герман, так как это было единственное, что пришло ему на ум.

— Нет, не из жандармов, — раздался за его спиной знакомый женский голос. Герман тут же резко обернулся, одновременно потянувшись за револьвером.

За спиной у него, в нескольких шагах, стояла Надя. Впрочем, у нее револьвер уже был в руках, так что рука Германа застыла в нескольких дюймах от кобуры.

— Не двигайтесь, господин корнет, — произнесла она. — Впрочем, вижу, что уже поручик. Сердечно поздравляю с повышением.

— Откуда вы здесь?.. — спросил Герман, осторожно поворачиваясь. С одной стороны он старался не спровоцировать ее, с другой — не убирать руку слишком уж далеко от кобуры.

— А вы как думали, я, еще живя в Залесском, не разведала тут все ходы и выходы? — она ухмыльнулась. — Тоже мне, жандарм.

С ней что-то произошло за это время. Складка губ стала жесткой, а когда она говорила, то лицо перечеркивала неприятная морщина. Чувствовалось, что Надя немало пережила за это время.

До него доходили оперативные донесения, что после гибели Фридриха и разгрома «Черного предела» большая часть самых боевитых нигилистов объединились вокруг новой ячейки, и что возглавляет ее, вроде бы, женщина. Однако ему и в голову не приходило, что это может быть та самая Надя.

И да, она, все-таки, изменилась.

— Что вам здесь нужно? — спросил Герман.

— Мне нужно привести к свету людей, которые обрели свободу.

— Я полагаю, что эти люди с гораздо большим успехом придут к свету без вашей помощи.

— Я полагаю, это не вам решать. Это свободные люди, а вы держите их в скотских условиях. Между прочим, это теперь дворяне, согласно вашим же законам. Что будет, если Его Величество узнает, что вы держите дворян под арестом без обвинения?

— Эти люди не под арестом — это раз. Второе — они де юре не дворяне, и я сомневаюсь, чтобы Его Величество…

— А хотите, проверим? — глаза Нади немного сузились.

— Еще раз спрашиваю: что вам нужно?

— Ее раз отвечаю: мне нужно освободить этих людей.

— В таком случае, вы опоздали — я их уже освободил.

— Очень смешно! Свободные люди не сидят в бараке под охраной жандармов.

— Бывает, что и сидят, если им грозит гибель. Надежда, вы понимаете, что вообще происходит? Вы… да любая огласка этих людей немедленно убьет!

— Людей убивает не огласка, — сказала она жестко. — Людей убивают люди. Это вы убьете их, Герман, вы и больше никто. Не пытайтесь спрятаться от ответственности. Кровь этих людей будет на ваших руках, если вы ничего не сделаете для их спасения.

— Не надо этой словесной эквилибристики, — Герману хотелось схватить ее за горло, и только направленное в него дуло револьвера удерживало его от этого. Приходилось обходиться словесной дуэлью. — Я не дам вам сделать этих людей игрушками для вас и вашей партии, или как вы там теперь называетесь? Не дождетесь, Надежда. Убирайтесь вон!

— Изначально Узорешитель был нужен именно для этого, — сказала Надя. — Это его предназначение, для выполнения которого он был ниспослан. Не только разрушать узы крепостных, но и делать их новыми магами, способными противостоять старой аристократии. Но к несчастью он попал в ваши руки, и вы узурпировали власть, которая должна была принадлежать народу. Вы — вор, Герман. Вы взяли то, что вам не принадлежит.

— Не вам это решать, Надежда, — Герман ухмыльнулся. — И вообще, что это мы на «вы»? Я думал, мы перешли на «ты»… с некоторых пор.

Несколько секунд она выдерживала его взгляд, и Герман видел, как в ней закипает злоба. Затем она отвернула голову и с отвращением сплюнула на землю.

— Я отлично понимаю, зачем вам… вашей организации эти люди, — продолжил он натиск, не давая ей опомниться. — Вы хотите сделать из них солдат. Хотите, чтобы они дрались — и умирали — за ваши идеи. Хотите сделать их пушечным мясом, а сами отсидитесь за их спинами. Убедите их, что у них нет другого выбора. Вот только это обман, Надя, выбор есть всегда. И я не хочу им такой судьбы, я за них в ответе.

— А какой судьбы вы им хотите? Чтобы их перерезали здесь?

— Нет. И именно поэтому я заклинаю вас. Если вы в самом деле не желаете, чтобы их убили, не устраивайте скандал вокруг этой истории. Не привлекайте к ней внимания… нежелательного внимания, в общем.