Лазоревый мундиръ II: Смертоцвет

Герман взглянул на циферблат, и энтузиазм его несколько поумерился. Накопленный за последнее время запас силы, пополненный недавно при освобождении странного существа в гробнице, уменьшился едва ли не на треть. Похоже, прозрение было дорогим удовольствием. Даже наделить одного человека магической силой обходилось дешевле. Так или иначе, для исключительных случаев…

Он не успел поразмыслить над этим хорошенько, потому что в коридоре раздалось торопливое цоканье каблуков. Герман оглянулся и увидел, как в казарму быстрым шагом входит Таня.

— А, ты уже здесь? — проговорила она. — Хорошо. В смысле, ничего хорошего. Что у тебя вышло в Кувшиново?

Герман кивнул в сторону доктора: дескать, при нем рассказывать не годится. Они отошли к окну, за которым уже занимался тусклый осенний рассвет, и Герман стал рассказывать.

— Это все надо было предвидеть, конечно, — Таня выглядела так, словно у нее болели зубы. — Я тоже виновата — так планировать операции… Непрофессионально. Если начальство будет искать виноватых…

— Некогда искать виноватых, — отрезал Герман. — Надо найти эту тварь, где бы она ни была.

— Легко сказать, — Таня сложила руки на груди и слегка закусила губу. — Ты знаешь, что произошло за эти сутки? Все начальство Московского управления сменили.

— Ого, — Герман присвистнул. — Что же, и Трезорцева?

— Нет, он остался. Ну, это-то невелика птица — начальник отделения. А вот глава управления и все директора департаментов теперь новые.

— И что это значит?

— Да вот отличный вопрос — что это значит? Предыдущий начальник, генерал Муравьев, не был человеком Оболенского, но на него в определенной степени можно было рассчитывать. А вот новый, барон фон Радлоф — человек Уварова, известный консерватор, вместе с графом когда-то отстаивал проект о закрытии двух университетов.

— Мне не нравится, что начали менять жандармское начальство, — проговорил Герман мрачно. — Да еще наверняка без согласия Оболенского. Не может ли это означать, что… все раскрыто?

Таня затравленно огляделась по сторонам и перешла на шепот.

— Вряд ли, — сказала она. — Были бы аресты, включилось бы Третье отделение. Будь так, скорее всего, мы бы с тобой уже не разговаривали. И точно не здесь. Но возможно, что это какая-то интрига, и нам нужно быть настороже. Впрочем, с другой стороны…

Она замолчала, снова огляделась по сторонам и отошла в угол. Герман последовал за ней.

— Что же «с другой стороны»? — спросил он.

— Возможно, что Уваров использовал свое влияние, чтобы отдать Москву нам, — сказала она. — Если он действительно расстроен тем, что у них там вышло с… ну, сам знаешь, с кем. Если он правда хочет войти в заговор, и войти не с пустыми руками.

— Переговорить бы с Трезорцевым, — проговорил Герман, задумчиво побарабанив пальцами по подоконнику. — Вдруг он заметил что-то интересное в поведении нового начальства?

— Поговори, — Таня кивнула. — Но умоляю тебя: осторожнее! Не забывай: он не наш! Он ничего не знает. Не исключено, что он уже завербован противоположной стороной.

— А кто, собственно, «противоположная сторона»? Ты имеешь в виду, самим…

— Да тише ты! — она побледнела и вновь зажала ему рот прохладной ладонью. — Не поминай всуе. Когда я говорю про противоположную сторону, я прежде всего говорю про Третье отделение. Еще у нас много врагов в Военном министерстве, а кроме того…

— Погоди, в Военном министерстве? — переспросил Герман. — В том числе, и сам Паскевич?

— Да, Паскевич не на нашей стороне, и я бы его опасалась. Впрочем, он уже очень стар, и хватка у него не та, что раньше. Если, конечно, ты имеешь в виду самого министра, Павла Ивановича.

— Я видел его племянника, Святослава Паскевича, на приеме у графа. Тогда, когда убили лакея.

— И что? Святослав Паскевич командует лейб-гренадерами, не думаешь же ты, что он может быть заодно с нигилистами и лично будет убивать лакея? Нет, это бред какой-то.

— Да зачем вообще кому-то понадобилось этого лакея убивать? — спросил Герман. — Да еще и прямо на приеме, что это за оперетта, в самом деле?

— Это может быть предупреждением графу, — ответила Таня. — Дескать, мы знаем, что ты задумал. Одумайся, пока не поздно. И способ еще выбрали такой… Я слышала, эльфы таким образом казнили за измену. И порой люди, совесть которых была нечиста, сами казнили себя подобным образом. Ну, знаешь, вроде как японцы, взрезающие себе живот.

— Погоди! — Герман выставил перед собой ладонь. — О чем ты говоришь? Что значит «предупреждение графу»? Лакея убила Надежда и ее нигилисты. Она сама проговорилась!

— Да, но какие у нее мотивы? И кто за ней стоит? Точно ли дело только в том, что все крепостные отказались от вольной? Вот эти люди, — Таня кивнула в сторону коек с неподвижными мастеровыми, — от воли не отказывались, и она не могла об этом не знать.

— Они отказались уйти с ней, — сказал Герман. — Возможно, с ее точки зрения, это то же самое.

— Так или иначе, нам неплохо бы ее допросить, прежде чем делать окончательные выводы, — сказала Таня, а затем приложила ладонь к губам, подавляя зевок. — Черт, уже утро. Надо бы поспать.