Элия повернулась на месте и ударила Акабара ногой в живот. Он согнулся от боли. Потом попытался подняться снова, но женщина ударила его обеими руками сзади по шее. Акабар растянулся на полу. Он повернулся на спину, пытаясь отразить град ударов с помощью своих цепей.
Он похолодел, когда посмотрел в лицо Элии. Ее глаза пылали дикой ненавистью, и слезы текли по ее щекам.
«Боги! — подумал Акабар. — Кассана делает с ней то же, что Моандер делал со мной. Она не может контролировать свои действия, но она осознает то зло, которое делает, даже острее, чем я». Жалость к Элии переполняла его, и он совершенно прекратил сопротивление.
Удар в челюсть поверг его в темноту.
Кассана рассмеялась, когда ее марионетка встала около беспомощного тела термитца.
— Смотри, Зрай, — сказала колдунья, — она плачет. Держу пари, я знаю, кто научил ее этому трюку.
Вторым взмахом жезла она вернула Элию в бессознательное состояние. Девушка рухнула на Акабара.
Ленивым жестом руки Кассана подала личу знак. Зрай Пракис прекратил свое волшебство, и прозрачная стена опять стала кирпичной.
Кассана поаплодировала своей маленькой шутке. Оливия была в шоке. Каждый волосок на ее загривке, нет, каждый волосок на ее теле стоял дыбом от этого зрелища. Колдунья соскользнула с трона и пошла по коридору, вместе с мертвяком.
Отстав от них, Фальш и Раскеттл остались наедине.
— Разве обязательно было… начала Оливия.
— Она человек, — ответил Фальш. — А люди, как мы оба знаем, склонны к жестокости. Он немного помолчал, а затем добавил:
— Знай, что она сделала это для твоей пользы, впрочем, как и для его.
— О?
Певица была уверена, что избиение магов никогда не будет в числе ее занимательных историй.
— Правда. Она хотела показать тебе, как правильно ты поступила, что присоединилась к нашей маленькой семье. В конце концов, маг примет такое же решение.
— А если нет?
— Колдунья Кассана не склонна использовать волшебство, чтобы убирать с дороги людей, — объяснил Фальш.
— Но лучше она применит его, чем повредить ученого Акаша, а затем лечить.
Думаю, он ей нравится.
Оливия вздрогнула от мысли, что может сделать Кассана с Акабаром в случае, если возненавидит его.
— Она могла бы заставить Малышку убить Акаша, — заметил Фальш, как будто прочитав мысли хафлинга. — Но не сделала этого.
Оливия опять почувствовала нервную дрожь. Она выдавила мысль об огромном количестве денег на передний план своего сознания.
— Вы все время используете различные имена для… для нее.
— Малышка? Да. Кассана называет ее Кукла. Жрец Моандера называл ее Прислужницей. Огненные Клинки называли ее Орудие. Лич называет ее Малышка, как-будто он ее дедушка или еще кто-то.
— Кто назвал ее Элией?
— Неважно, — резко ответил Фальш. — Пошли, много дел.
Они были в простом двухэтажном доме торговца около самой городской стены.
Из подвала шел ход, выкопанный под стеной и выходящий в заброшенные руины за ней. В верхнем и нижнем этаже были длинные коридоры с выходящими в них комнатами. Пленники содержались в одной из верхних комнат.
Приближаясь к лестнице, ведущей вниз, на первый этаж. Фальши Оливия услышали внизу голос Кассаны. Она говорила на воровском жаргоне, который Оливия без труда понимала.
— Дедушка, задание выполнено?
— Все, что велели, госпожа, — ответил гортанный голос.
— И ты займешь их место?
— Да.
— Тогда утром мы заключим договор. Звуки шагов Кассаны направились в одну сторону, а кошачьи шаги человека, названного «Дедушка» постепенно смолкли в другой. Оливия подумала, куда это подевался Пракис? Воскресший из мертвых волшебник мог передвигаться так тихо, как ни один самый грациозный хафлинг.
Фальш улыбнулся Оливии и спросил.
— Ты понимаешь жаргон? Он истолковал ее пожатие плечами как отрицательный ответ «и объяснил:
— Он был предводителем Огненных Клинков, сообщивших о смерти последователей Моандера всех тех, которые еще не покончили с собой, кинувшись с высокого утеса после смерти их бога. На рассвете, когда мы заключим договор.
Огненные Клинки займут место почитателей Моандера.
— Когда вы сделаете последнее изменение в человеческой женщине, — сказала Оливия.
— И когда ты получишь свое последнее вознаграждение, — добавил Фальш.
«Да, попытайся думать о деньгах, девочка Оливия», — решила она про себя.
По мнению Оливии Раскеттл, полночный обед, на котором она сейчас присутствовала, был одним из наиболее страшных событий в ее жизни. По пережитому страху это было ужаснее того случая, когда ее поймали и осудили в Живом Граде, и только чуть-чуть слабее, чем тогда, когда ее украла Дымка.
В центре обеденного, торжественного и затхлого зала стоял огромный дубовый стол. Окна были закрыты тяжелыми черными вельветовыми портьерами. В канделябрах горели сотни свечей, но комната все равно была темна. Алый сатин платья Кассаны, казалось, ярко горел. Она сидела на одном конце стола. Рубины сверкали на шее, в ушах и на пальцах у колдуньи. Пракис сидел неподвижно на другом конце длинного стола. Перед ним, как жестокая шутка, лежала груда гусиных костей;