Лазутчик

Язык человеческий имеет свои пределы, и невозможно выразить ощущения надежды и страха, волновавшие сердца бедных измученных беглецов при раскатах грома и при виде черной тучи, время от времени пересекаемой ослепительными молниями. Гроза быстро приближалась; уже передние тучи, гонимые сильным ветром, застилали небо тяжелыми темными массами; яркая молния все чаще и чаще прорезывала тучи, и оглушительные удары грома следовали без перерыва один за другим. Казалось, все стихии ополчились друг на друга.

— Ставьте мачту! — вскричал Амос Штанфорт, когда наступила минута, в которую беглецы должны были поставить на карту свою собственную жизнь. — Пусть двое вытащат якорь.

— Обратите внимание: буря начинается, будьте наготове! — распоряжался Эдуард, когда была окончена работа, исполнение которой, однако же, не обошлось без нескольких выстрелов со стороны неприятеля, но, к счастью, из наших друзей никто не был ранен.

Раздался ужасный удар грома, и могучий дуб на берегу с треском грохнулся на землю. Воздух становился все удушливее и темнее; несколько лесных птиц с пронзительным криком пролетели мимо; ветер срывал листья с деревьев. Вдруг сильным порывом ветра чуть не опрокинуло лодку; женщины вскрикнули. Парус мгновенно надулся и грозил разорваться; мачта гнулась и трещала; казалось, на судне стонала каждая доска.

Под давлением этого страшного напора ветра тяжелая лодка неслась по течению, словно бешеный конь, сбросивший с себя докучную узду. Дождь лил ручьями.

— Я буду править лодкой, — вскричал Питер и поспешил к рулю; он стал прямо, не заботясь о пулях, свистевших вокруг него; дикари дружно стреляли по удалявшимся беглецам и испускали крики ярости при виде ускользающей добычи.

— Приготовьте ружья! — приказал Питер, посмотрев вниз по реке и увидев, что дикари тоже вывели свой плот на середину реки, надеясь остановить лодку, гонимую бурей с быстротой молнии и рассекавшую пенистые волны.

Питер направил лодку к левому берегу с целью обмануть индейцев, которые изо всех сил стали грести по тому же направлению, надеясь отрезать путь беглецам. Брасси смеялся в душе, видя успех своей хитрости, и неуклонно держался принятого им направления до тех пор, пока лодка не очутилась футах в 15 от индейцев. Тогда он круто повернул ее в другую сторону, и, прежде чем индейцы поняли этот маневр, лодка пролетела в самом незначительном расстоянии от плота.

На этом плоту с трех сторон было нечто вроде бруствера, под защитой которого скрывалось около 12 индейцев, но благодаря маневру Питера судно прошло как раз мимо четвертой незащищенной стороны. В ту минуту, когда лодка поравнялась с плотом, охотник оставил руль, схватил заранее приготовленное ружье и выстрелил, почти не целясь. Несмотря на это, пуля попала в одного дикаря, прошла навылет и ранила другого, стоявшего за ним. С торжествующим криком Брасси исчез за бортом лодки и сделал это вовремя, потому что тотчас же над его головой просвистели пули, пущенные взбешенным неприятелем; после этого смелый лазутчик еще раз приподнялся и, злобно смеясь, замахал над головой поясом убитого на острове дикаря.

Громкий вой выразил ярость индейцев, которые, потеряв порядочное количество храбрых воинов, видели теперь, что их последняя надежда отомстить врагу, так дерзко издевающемуся над ними, рушилась и что он быстро ускользал от их выстрелов.

— Вот вам урок, чертово племя, не начинать дела с людьми, из которых один стоит двадцати ваших. Отправляйтесь назад в ад, из которого вы вышли.

Таково было последнее прощание с дикими смелого, неустрашимого лазутчика. А между тем лодка неслась все вперед, и расстояние между ней и индейцами быстро увеличивалось.

Ураган продолжал свирепствовать во всей своей силе в продолжение почти двух часов, затем буря стала мало-помалу ослабевать, темные тучи проясняться; река расширилась, а вдали, насколько можно было разглядеть сквозь проливной дождь, виднелись бурные, мутные волны бухты Мауме.

— Хвала Богу!.. — вскричал Эдуард, стоявший рядом с дядей и смотревший на реку, берега которой все более отдалялись. — Хвала Богу! — повторил он со вздохом, вырвавшимся из глубины души. — Там лежит озеро Эри, и теперь мы спасены. О, если бы бедный отец, подобно нам, счастливо отделался от опасности! — прибавил он, и глаза его наполнились слезами, которые тихо потекли по его благородному, мужественному лицу.

— Для нас очень тяжела эта потеря, но я нахожу, что ему лучше теперь, — сказал дядя Амос, утирая глаза грубой, загорелой рукою. — Подумай, милый Эдуард, сколько выстрадал твой отец за последние годы, и мы рано или поздно все равно должны были лишиться его. Тебя должно утешать то, что его смерть, хотя и внезапная, была легка и что он теперь переселился в лучший мир.

— Я говорю о своей потере, дядя, — отвечал Эдуард, — но я не желал бы возвратить отца опять к жизни, чтобы он снова страдал так, как страдал до сих пор. Я принимаю его смерть за милость Того, Который печется о судьбах этого и еще миллионов других миров; горесть моей потери не уменьшает моей благодарности за наше чудесное спасение.