Лазутчики

— Но почему же он тебя все время оправдывал, а, Ронни? — Бэленджера начало подташнивать, потому что он уже знал единственный ответ на этот вопрос. — Он все видел сквозь стену. Он видел твоего отца... Он видел, как твой отец взял деньги у того извращенца, видел, как он вошел и... Посвятив подглядыванию целую жизнь, Карлайл наконец почувствовал отвращение к этому занятию. Он мог бы сделать что-нибудь, чтобы прекратить то, что видел, но... Он был богом и наблюдал за созданным им самим адом, ни во что не вмешиваясь. Но когда он увидел, как ты вышиб мозги из башки родного отца, то наконец почувствовал нечто большее, чем любопытство. Возможно, потому, что в детстве он был совершенно одинок, Карлайл начал отождествлять себя с тобой. Он почувствовал себя виноватым. Он сожалел, что не вмешался тогда и не остановил события. Ему оставалось только попробовать возместить тебе пропавшие детство и юность. Он стал баловать тебя, а потом, однажды ночью, выяснил, к чему все это привело.

— Этой ночью ты узнаешь, что к чему приводит, — пригрозил голос. — Я уже вижу дым.

Бэленджер положил рацию в рюкзак. Вместе с Амандой они сдвинули ставень в сторону. То, насколько легко ролики катились по направляющей, немало удивило их обоих.

4:00

Глава 58

Открылся провал окна. Как и во всех остальных окнах отеля, стекло здесь было разбито. Выбитые стекла составляли важную часть системы маскировки Ронни, так как благодаря им здание казалось давно заброшенным. Завывающий ветер сразу хлестнул Бэленджера по лицу дождевыми струями. И он, и Аманда жадно дышали, глотая свежий воздух, который словно втекал в рот, горло и легкие. Сверкнула молния, озарив пляж, лежавший семью этажами ниже.

Чтобы не порезаться о торчавшие осколки, Бэленджер поднял оконную раму.

— Я найду что-нибудь, чтобы привязать веревку, — сказал он Аманде. — Как только я выйду, закройте ставень. Если Ронни почует свежий воздух, то, скорее всего, догадается о том, что мы затеяли. Он выбрался за окно. Дождевые струи яростно хлестали его по голове и плечам. В зеленом полумраке он спустился на крышу. Ветер непрерывно налетал на него, толкал и дергал, словно мягкие сильные руки. Вода омыла его лицо. Грязная жижа, попавшая на губы, имела горький вкус: смесь пота, грязи и крови со щек.

Дождь заливал очки и мешал видеть. Бэленджер вытер линзы, вздрогнул от сверкнувшей поблизости молнии и осторожно двинулся вперед.

Ему показалось, что крыша под ногами проминается, как губка. Он взял немного правее и вздохнул с облегчением, почувствовав, что поверхность сделалась тверже. Подойдя к краю крыши, он низко пригнулся, чтобы его не сбросило порывом ветра.

Подходя к краю, он на мгновение позволил себе ощутить надежду, но едва успел бросить первый взгляд вниз, как его охватило отчаяние. Центральная часть крыши шестого этажа провалилась, и вода стекала в огромную воронку. При вспышке следующей молнии он смог разглядеть и более низкие этажи. Их крыши, не ремонтировавшиеся три десятка лет, тоже пришли в негодность от постоянных непогод. Листы железа были задраны и мотались на ветру. Дыры были отчетливо видны даже издали.

Бэленджер открыл рот, чтобы глубоко вдохнуть. Ветер тут же раздул ему щеки, запихивая воздух прямо в легкие. Нет, сказал он себе. Нет! Молния ударила, как ему показалось, прямо в пляж. Дождь сделался еще сильнее; давно уже промокшая одежда совершенно не спасала от холода, но этот внешний холод не шел ни в какое сравнение с тем ледяным холодом, который норовил заполонить всю его душу. Он стал отыскивать место, куда можно было бы привязать веревку, которая, к счастью, так и лежала в его рюкзаке.

Вентиляционная труба. Он приблизился к ней и даже в своих очках, окрашивавших весь мир в неестественно зеленый цвет, смог разглядеть, что она вся покрыта ржавчиной. Но когда он пнул трубу ногой, она выдержала. Он пнул еще раз, на этот раз по-настоящему сильно. Труба не шелохнулась. Вытирая дождь с линз очков, он заторопился к открытому окну. Еще один прогнивший кусок крыши подался под его ногами. Он попытался обогнуть его, сделал три шага, и тут его левая нога провалилась. Он застыл на месте, удерживая вес на правой ноге, и медленно освободил левую. Дальше он пошел очень осторожно, каждый раз проверяя ногой поверхность крыши, прежде чем ступить всей тяжестью.

Оказавшись перед окном, он даже испугался на мгновение, когда ставень начал открываться, словно сам собой, раньше, чем он успел к нему прикоснуться. Но тут же он увидел руки Аманды, протянувшиеся навстречу, чтобы помочь ему забраться в окно.

Промокший насквозь, дрожащий от холода, Бэленджер влез в кухню и закрыл ставень. После свежего воздуха атмосфера пентхауза — дым, боль и смерть — подействовала на него еще более угнетающе.

Даже очки, закрывавшие половину лица, не могли скрыть его подавленности.

— Что-то не так? — настороженно спросила Аманда.

— Втроем мы не сможем спуститься.

— Не сможем?