Льдом и мечом

…Раненые земли позади, внизу светло-коричневые волны степи, шорохи травинок сливаются в тягучий гул, бескрайняя гладь растительности и впрямь напоминает воду, пронизанную сумеречными лучами заката, редкие деревья как рифы. Мелькают стрижи, по-хозяйски неторопливо кружат силуэты ястребов.

— Красиво, — говорит Милита.

— Что? — Тиморис прикладывает ладонь к уху. — Ужасный шум, говори громче!

— Ты редкостный кретин! — Милита улыбается, тычет указательным пальцем вниз, затем большой палец вверх.

— Да-да, красотища! — Тиморис старательно кивает.

Деревьев час от часу все больше, появляются холмы с крохотными чащами, степь плавно перетекает в лес. Сосны будто гарпуны из рыбьих костей, обросшие хвоей и мхом, жмутся друг к другу, как в руках невидимой армии. Холмы громоздятся стадом клопов, по изломистым желобам текут зеркала рек, сливаются в серебристую сеть.

Монотонная смена пейзажей делает мысли вязкими, Эгорд лишь сейчас осознает, что дико устал, веки наливаются теплом, тяжестью, ресницы с каждым взмахом расцеплять труднее…

Тиморис зевает как голодный кукушонок.

— Можете поспать, — говорит Милита. — Не бойтесь, прослежу, чтобы не свалились.

— Что-то не очень верится. — Тиморис глядит искоса, ежится от холода. — Не хочу просыпаться в свободном падении.

— Конечно, есть соблазн тебя спихнуть, но уверяю: если бы действительно хотела — спихнула бы еще в крепости. В котел. Шел-шел, да споткнулся, с кем не бывает…

— Ха! Я бы не умер, а просто переместился за скалы!

— Это когда Клесса был жив. А теперь порталы неуправляемы. Переместишься по кусочкам во все щели мира сразу.

— Вижу, вы подружились, — замечает Эгорд.

— Ерунда! — Милита будто сплевывает.

— А что, я не против. — Тиморис расплывается в улыбке, поправляет шлем.

— Вздремнуть и правда не мешает. — Эгорд привязывается запасными ремешками к бивням, вручает пару Тиморису. — Поспишь после нас, Милита? Если что, уступаю, только научи управлять этой громадиной…

— Нежити сон не нужен, — отвечает девушка. — Отдыхайте, смертные.

— Ой как мы носик-то задираем, — ворчит Тиморис, сворачиваясь калачом.

Милита едва слышно произносит:

— Сладких снов… и мягкой посадки.

Тиморис вздергивает голову, глаза подозрительно сужаются.

— Что, слух прорезался? — усмехается Милита.

Тиморис поджимает губы, неохотно возвращается в позу улитки. То и дело ворочается, сонный взгляд съезжает на талию всадницы…

Эгорд наблюдает сквозь теплую пелену, навалившись на гребень. В какой-то момент веки отказываются разлепляться, свист ветра убаюкивает, в его ровных потоках рождаются далекие голоса птиц, иногда тихо порыкивает дракон, его суставы похрустывают, будто огромный механизм из пружин и шестерен.

Глаза открываются, Эгорд удивлен, с чего это вдруг, собирался же спать, но взгляд ясный, усталость как рукой сняло.

Внизу — потрясающая красота гор. Камни, деревья и снег перемешаны в гигантских пирамидах, пространство между ними кажется даже более необъятным, чем небо. Остроголовые великаны подпирают вершинами облачные дворцы.

Значит, прошла не минута, а… сколько?

Милита все так же восседает на шее, лиловый огонь дракона окутывает хозяйку словно мех. Плащ хлопает как занавеска на сквозняке.

— Сколько я спал? — Эгорд перекрикивает встречный воздух.

— Больше суток.

Эгорд не удивлен, все же вымотался как вол на пашне, но слегка обидно, будто судьба над ним пошутила, а Милита не стала прерывать эту шутку, чтобы вместе с судьбой тихо посмеяться.

Тиморис потягивается, вручную разлепляет веки, кулаки старательно протирают глаза.

— Ого! — пялится на горы. — Живописно! Сколько я спал?

— Пока храпел, — отвечает Милита, — мы с Эгордом сразили десяток драконов, нас успели подбить, свалились в какие-то джунгли. А ты даже на другой бок не повернулся. Пока возились с последним драконом, тебя похитили местные дикари, пришлось идти на твои поиски, но мы слегка опоздали. Нашли тебя в одних портках, десять дикарей уже надругались над тобой, приняли твое изнеженное тельце за девичье, а ты продолжал дрыхнуть, даже не шелохнулся. Видно, тебе не привыкать. Нам стало жаль измученных воздержанием охотников, решили не убивать, выторговали твои потроха на какое-то барахло. Одели, обули, нос вытерли, так сладко сопел… Ой, забыла! Мы же с Эгордом условились тебе не говорить, чтобы не травмировать! Эх, язык без костей… И у кого только научилась?..

— Хватит! — обиженно взвизгивает Тиморис. — Чего я тебе сделал-то?!

— Появился на свет, — улыбается Милита. — Между прочим, я тебя не спихнула. Даже спасибо не скажешь…

— Спасибо!

— Хороший мальчик.

Тиморис отворачивается, рожа злая, надутая, долго рассматривает горы. Молочный блеск снежных шапок успокаивает. Эгорд любуется горными громадинами, пытается разглядеть каждую белку в кедровой хвое, каждую пещеру, в долинах сверкают быстрые реки, текут с воздушными путниками в одном направлении.

— Ладно, — с неохотой, но вполне мирно говорит Тиморис. — Буду считать, что влюбилась. Такую длинную речь для меня заготовила, польщен!

Милита фыркает.

Через пару часов горы исчезают, навстречу обрушивается океан. Тиморис восхищенно ругается.