Льды уходят в океан

Он вышел с узелком в руке, и вместе с ним вышел Дмитрий Леонович. Просто так вышел, проводить человека, пожелать ему на прощание всего доброго, сказать несколько хороших слов. Обняв его в последний раз, врач сказал:

— Солнцем тебя погодка встречает, Захар Федотович. Хорошее предзнаменование. Поезжай в тайгу, поброди недельку, как договорились, и переселяйся в город. Поживи там несколько лет, а дальше видно будет… А вот и дочка твоя, таежница… Бывай здоров, Захар Федотович.

Полянка, чего-то смущаясь, чего-то немного побаиваясь, подошла к отцу и в нерешительности остановилась в двух шагах от него, не зная, что делать. Она попрежнему любила его, но успела от него отвыкнуть, забыла, какой он есть, ее отец. Сейчас, глядя на его исхудавшее лицо, на запавшие глаза, из которых так и не ушло горе, она почувствовала к нему такой острый приступ жалости, что чуть не разрыдалась. Но что-то подсказывало ей: не надо плакать, это расстроит отца, ему станет больно. А ведь когда она виделась с Дмитрием Леоновичем, тот сказал: «Береги его. Отец твой — человек, каких мало…»

Чудак он, этот Дмитрий Леонович! Будто Полянка сама не знает, какой у нее отец! Да она сделает для него все что угодно, она умереть готова, лишь бы он был здоров, лишь бы он снова, хоть редко, начал улыбаться так, как раньше, до того страшного дня…

Она протянула обе руки, сказала только одно слово:

— Батя…

И замолчала. Не могла больше говорить. Горло перехватило — не вздохнуть даже. А он и узелок выронил и не заметил, что выронил. По щекам скатились две слезины, он быстро вытер лицо ладонью, что-то прошептал, что — Полянка не поняла, а потом подхватил ее на руки, да так и застыл. Ни слова, ни звука. Слышала Полянка, как что-то булькает у него в горле, пыталась обнять его за шею, а он не отпускал. Обнимал все крепче и крепче. И продолжал молчать. Она даже испугалась. «Может, у него опять это?

Господи, не надо, чтоб это опять пришло к нему! Лучше оно пускай ко мне придет, я маленькая, мне не страшно…»

— Батя, — попросила она, — пойдем. Люди вон, гляди, собрались кругом. Пойдем, батя.

И тогда он опустил ее на землю. Не потому, что устыдился. Чего ему стыдиться-то? Радости своей? Он просто не хотел делить эту радость с кем бы то ни было. Только он один имел право чувствовать то, что он чувствовал в эту минуту. И больше никто. Разве вот еще его Полянка. Его Полянушка.

— Пойдем, батя, — повторила она снова.

И пошла было вперед, но он догнал ее, схватил за руку. Ему вдруг стало страшно, что она может уйти. Опять на два года. А потом он испугался еще и того, что подумал. А вдруг ничего этого нет? Вдруг все это ему только кажется: и Полянка, и его почти исступленная радость, и все, что вновь пришло к нему…

Он остановился, провел рукой по глазам, потом неожиданно присел перед Полянкой и ладонями охватил ее лицо.

— Дочка! — сказал он. Помолчал-помолчал и опять повторил: — Дочка.

И вот только теперь Полянка увидала, как он светло улыбнулся…

Через неделю они уехали. Лесничий, крестный Полянки, у которого она жила все эти два года, сам торопил их с отъездом.

— Изведешься ты тут, Захар, — говорил он. — Нельзя тебе сейчас в тайге. Куда ни глянешь — везде память. Да и Полянке в школу пора, не век же ей вековать в нашем дремучем краю. Собирайся, Захар.

Перед отъездом они побывали с Захаром в райцентре. Лесничий еще раньше узнал, что там в сберкассе лежит немало Захаровых денег: перевела заготконтора.

— Худо-бедно, а на какой ни на есть домишко тебе хватит, — сказал лесничий. — Руки же у тебя крепкие, работу найдешь. И дай вам бог с Полянкой хорошей жизни, заслужили вы ее…

— Поеду на Север! — Захар решил это твердо. — Уж если тайгу на што менять, так только на студено море.

Когда-то от кого-то он слыхал об этом студеном море, совсем не представлял, какое оно, но с тех пор, как начал выздоравливать, желание поселиться на Крайнем Севере в нем все крепло и крепло.

— Гляди, еще капитаном станешь, — пошутил лесничий. — А то и адмиралом — корабли водить будешь.

— Там, у моря, тундра, бают, есть, — сказал Захар. — А в тундре зверушки разны. Так што мы с Полянкой не пропадем небось. Стрелять умеем…

— Ну, помогай вам бог, славные вы люди, — сказал лесничий.

— Не на век расстаемся, чай, — ответил Захар. — Навестить Анфиску соберемся — заглянем.

В городе Захар Федотович купил небольшой домишко и переделал его по своему вкусу: отгородил для себя маленькую комнатенку, соорудил в ней нечто похожее на полати, прорубил крохотное оконце. Ни дать ни взять — охотничья избушка в тайге.

На большой половине дома хозяйничала дочка.

…Домишко и сейчас был еще крепким, только ниже стал, кряжистее, как и его хозяин. Глядя на старика, Смайдов часто думал: этот человек похож на дерево, могучими корнями вросшее в землю. Проносятся мимо бури, бушуют метели, а оно стоит себе и стоит, будто не подвластное времени…

ГЛАВА IV

1