Читаем Льды уходят в океан полностью

Теперь Марк не мог не почувствовать иронии. И впервые посмотрел на Беседина со скрытой неприязнью. Он промолчал, но Илья сумел уловить эту почти незаметную перемену в Марке и сказал:

— Ты не обижайся, Талалин. У нас тут, на Севере, знаешь, как говорят? Верста — не расстояние, сто рублей — не деньги. Понял? Тебе этот Ваненга уже натрепался, конечно: Беседин и такой, Беседин и сякой…

Марк вытащил портсигар, раскрыл, протянул сварщику:

— Кури, товарищ Беседин.

Илья взял папиросу, посмотрел на нее и положил обратно в портсигар:

— «Беломор» куришь? Отрава. Я — «Северную Пальмиру». Угостить?

— Спасибо, не привык, — отказался Марк.

Беседин не обиделся, сел на кнехт, оставляя место для Марка.

— Садись. Мне-то чихать на Ваненгу, понял? Каждый думает своей башкой. Каждый живет по-своему. Согласен? Про себя могу сказать: жить люблю широко. На полную катушку. И живу почти по потребностям. Говорю это тебе потому, что теперь рядом работать будем, а значит, и жить рядом. Все равно увидишь. А теперь ты мне скажи, Талалин: кому я вред причиняю? Кому, скажи? Живу на кровные свои денежки, вот этими руками заработанные. Тебе Ваненга говорил, как я работаю?

— Хвалил, — сказал Марк.

— Хвалил? Меня все хвалят. Почему? Неделю назад вот тут стал на прикол танкер один, голландец. Срочный ремонт. В таких случаях они нам золотишком платят. Государству, конечно. Вызывают меня наши начальники, говорят: «Беседин, надо показать класс работы. И главное — сроки. Мы заказ приняли. Сделаешь?» — «Сделаю, — говорю. — На Беседина можете положиться». Ну вот. Раз, думаю, обратились ко мне, а не к кому другому — значит, ценят по-настоящему. И, значит, надо оправдать доверие. Собрал бригаду, рассказал, как и что, спрашиваю: «Ухнем?» Бригада у меня — что надо. Подбираем сами. Если кто ко двору не пришелся — будь здоров. Понял?

Беседин взглянул на Марка, сделал короткую паузу. Марк кивнул:

— Понял.

— Люблю сообразительных, — сказал Беседин. — Да. «Ухнем? — спрашиваю. — Кровь из носу, а за четыре дня работу должны прикончить. Вкалывать придется дай боже… Кто против — подними руку». Я, Талалин, бригадир демократичный. Ну, вся братва — за. Потому что сознают ответственность момента.

Беседин взглянул на часы, посмотрел на пустынный берег, выругался:

— Долго чешутся, подлецы. — И продолжал: — В первый же день капитан танкера подходит, говорит: «Слюшай, русска товарищ, если будет бистро-бистро — вся твоя рабочая ребята получать подарки. Хорошая подарки». Я ему отвечаю: «В подачках, господин капитан, не нуждаемся. Не из бедных. А насчет производительности — это вам не Бенилюкс. У нас — темпы». Голландец вопросик: «Один неделя будет хватать?» — «Четыре дня», — отвечаю. И вижу — сомневается. Ладно, думаю, посмотришь.

Короче, большинством постановили: слово сдержать.

И сдержали! За последние двадцать четыре часа никто и глаз не сомкнул. Будто остервенели хлопцы. Голландские моряки ходят вокруг нас, разводят руками, железные, что ли? А наши и виду не подают, что уже за пределом. Есть у нас сварщик Костя Байкин, два года назад только десятилетку окончил, мальчишка совсем. Тот вообще ошалел. Сидит рядом со мной, подваривает шпангоут. Сдвинет маску, посмотрю на него — и смех берет. Глаза выпучил, моргнуть боится: знает, что прихлопнет веки — и все, больше не откроет.

Подсаживается к нему боцман танкера, говорит:

«О, сильный есть. Большевик, наверно?»

Костя отвел электрод, маску убрал, уставился на боцмана. Смотрит на него, улыбается.

«Большевик… — Помолчал три секунды, добавил: — Престиж…»

Боцман покрутил головой, поднялся, ушел.

Марк понял: эпизод этот рассказан не случайно. Говоря о работе бригады на голландском танкере, Беседин как бы спрашивал: «А ты на такое способен?»

Марк наконец сказал:

— Бывало и у нас так. Суток по трое с кораблей не уходили…

Беседин оживился:

— Бывало? — повернулся к Марку, хлопнул его по плечу. — Значит, закален? Порядок. То, что надо. Портовики везде класс показывают.

— Работа такая, — сказал Марк.

— Это правда — такая работа. Кое-как здесь не получится.

Марк неожиданно спросил:

— А почему ты один здесь на траулере? Почему без бригады?

— Почему? — Беседин зло посмотрел на берег. — А это ты у них спросишь. Вон они идут, гаврики… Вчера договорились на полтора часа раньше начать, работа тоже срочная, а они… Разговор будет крупный.

На корабль один за другим поднимались сварщики. Подходили к трюму молча, избегая взглядов Беседина, останавливались рядом, вытаскивали портсигары, закуривали. Когда последний сварщик, маленький, щупленький паренек в треухе, подошел и сел на фальшборт, бригадир коротко сказал:

— Так… — Строго оглядел всех пятерых, спросил: — Вчера как решили? Во сколько решили начать?

Никто ему не ответил. Стояли, низко опустив головы, усиленно дымили, глядели только в палубу, под ноги.

Марк с любопытством взглянул на бригадира. Беседин был внешне спокоен, только глаза его потемнели. Уже не было в них того, что придавало им мягкость.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза