Льды возвращаются

Под стражу меня не взяли, а предложили войти в пустую серую комнату с жестким стулом перед столом, за которым в креслах непринужденно заседали сенаторы, курили, пили содовую и перелистывали зловещие серые папки.

По-видимому, я чего-то недооценил… Или того, что в «ледяной комиссии» председательствовал Рыжий Майк, или отзвука, который был вызван моими с Лиз начинаниями… Оказалось, что председатель «ледяной комиссии» сената меньше всего придавал значения моей двусмысленной репортерской деятельности. Комиссия проявила живой интерес к моей теперешней деятельности и к «плану Петрарки», как я назвал замысел превращения Юпитера во второе Солнце.

Узнав, что немалые капиталы семейства Мортанов, которыми распоряжалась моя жена, направлены уже на выполнение «плана Петрарки», сенаторы произнесли краткие речи о конструктивном величии частной инициативы даже в самые грозные часы для существования человечества.

Председатель комиссии по этому поводу ничего не сказал. Он только заметил, что моему размаху следовало бы позавидовать джентльменам, сидящим в Белом доме и около него.

Однако вызвал меня Рыжий Майк совсем по иному поводу. Он был хорошо осведомлен о моих отношениях с Джорджем Никсоном и Ральфом Рипплайном. И, оказывается, он был высокого мнения о некоторых моих способностях.

Он спросил меня, возьмусь ли я за выполнение государственного задания. Волей или неволей, но я превращался-таки в государственного деятеля!..

Речь шла о Бурове, о моем африканском приятеле Сербурге, о болезни которого я узнал недавно от самого президента. Президент, помню, горестно вздохнул, ну, а Майкл Никсон предпочитал действовать. Он сказал мне на заседании «ледяной комиссии», что помощь Бурову — долг всего человечества, избавленного им от ядерных войн. Мы, американцы, не можем остаться в стороне, а помочь больному раком может только профессор Леонард Терми, который был накануне решения проблемы.

Терми был в Рипптауне. Майкл Никсон считал, что достать его оттуда мог бы только я. Я получал специальные полномочия американского президента и должен был по поручению «ледяной комиссии» отправиться с чрезвычайной миссией в Рипптаун.

Так я действительно превратился в государственного деятеля и на самолете президента США вылетел в Африку.

Снова Африка! И снова свидание с боссом, с бывшим боссом!..

Сразу со знакомого аэродрома, где приземлился правительственный самолет, я отправился прямо к нему… Большей дерзости от меня он ожидать не мот.

Он лежал в кресле, обложенный подушками, с лицом мертвеца и теми же глазами негодяя.

— Хэлло, мой мальчик, — зловеще сказал он.

— Озабочен вашим здоровьем, сэр, — как и подобает дипломату, с язвительным намеком ответил я.

— Желаю вам такого же, — прорычал Джордж Никсон.

— Тогда бы мне пришлось заинтересоваться специалистами, скажем, самим профессором Леонардом Терми.

— Напрасно, — огрызнулся босс. — Не продается.

Я стал насвистывать ковбойскую песенку. После первого куплета, терпеливо выслушанного Джорджем Никсоном, я непринужденно заметил:

— Сенатор Майкл Никсон рассчитывал видеть в чрезвычайной комиссии не только меня, но и вас, сэр.

— Заткнитесь! — проревел босс, окончательно отказываясь от традиционной учтивости дипломатов. — Пусть только сунутся сюда — к Солнцу полетят новые ракеты с «Б-субстанцией». На Земле не останется и квадратного дюйма, не покрытого ледниками. Уйду в пещеры, под землю, но не оставлю никому места на Земле.

— Всем нам уготовлено место под землей, — вздохнул я, молитвенно возводя очи и вежливо осведомился:-Надеюсь, сэр, вам удалось справиться с такой неприятностью, как раковое заболевание?

Мистер Джордж Никсон передернулся в кресле:

— Если вы имеете в виду помощь этого ученого колдуна, то он… объявил голодовку. Старый болван! Непременно хочет отдать концы раньше меня!

Я был готов ко всему, Майкл Никсон хорошо подготовил меня. Но голодовка! Бог мой!..

— Я берусь переубедить мистера Терми, — сказал я, зная, на чем теперь играть: только на жажде жизни и страхе смерти, которыми объята душа босса. — Могу вас заверить, он не просто вернется к интересующей вас проблеме, но… и поможет вам.

Джордж Никсон смерил меня взглядом.

— Почему я должен верить вам?

— У вас нет другого выбора, сэр, — резко сказал я, вставая. — Только я смогу убедить профессора Терми.

Он молчал, но ему оставалось только капитулировать. Он был трус.

— О’кэй, — проворчал он. — Предоставлю вам вашу последнюю возможность.

Я усмехнулся. Скорее нужно было говорить о его последней возможности.

Меня привели к профессору Леонарду Терми. Он занимал охраняемый безгусеничными танками загородный особняк, уцелевший от атомной бомбардировки.

Офицер отряда охраны собственности, выпустивший меня из загона для Малого человечества, дружески подмигнул мне. Этот верзила с белой кожей и черной душой провел меня в дом, в котором отчаянно пахло жареными бифштексами. Я даже вспомнил, что пропустил время второго завтрака.

Позвольте! Но ведь Никсон говорил о голодовке?