Льды возвращаются (Иллюстрации Ю. Макарова)

— Мария Сергеевна! В какое время мы живем? Это на Западе люди интересуются светской и уголовной хроникой. У нас- наукой! Научные проблемы близки людям со школьных лет. И есть проблемы, которые надо решать не в тиши кабинетов, а опираясь на опыт и инициативу народа.Например,проблемы биологические, проблемы сельского хозяйства, естествознания, проблемы, нуждающиеся в массовом наблюдении, в постановке массовых опытов. Нет! Переход к коммунистическому обществу характерен не изоляцией от народа секты жрецов науки, а привлечением к проблемам науки народа, признанием его высокого интеллектуального уровня. Со временем расцвет науки станет у нас таким, что почти каждый человек будет делать в нее свой вклад, будет ученым.

— Ах, Сергей Андреевич,это же утопия! Нам не надо столько ученых!… Когда-нибудь… через тысячу лет… Ведь мы пока что достигли лишь всеобщего среднего образования.

— Те,кто заканчивают это среднее образование,- самые интеллигентные, самые восприимчивые люди. Они еще не отвлечены повседневными заботами жизни, они еще пытливы, горячи, неравнодушны, каждый из них может стать солдатом науки.

— Но зачем же дезориентировать их? Вот вы были против голосования среди ученых.Так ведь общее голосование неспециалистов еще бессмысленнее! Поймите, что вы, объективно говоря, удовлетворяете, сами того не подозревая, довольно низменную жажду сенсации. Вместо уголовной- научная…

— Значит, молчать во всех случаях, когда наука не сказала еще последнего слова? Мы не знаем точно происхождения солнечной системы — следовательно, молчать о тех точках зрения, которые выдвигают ученые, споря друг с другом? Значит, молчать, скрывать от народа, скажем, значение нуклеиновых кислот, управляющих развитием всех частей организма, поскольку вчерашние ученые отрицают кибернетическое начало жизни?Значит, молчать о теориях рака, поскольку их несколько и нет единой? Значит, передать науку в храмы, переименовать профессоров в жрецов, перейти им на тайный жреческий язык, латынь или санскритский, скрывать в темноте научных капищ живую мысль от людей? Подумайте только, к чему вы призываете! Ведь, по-вашему, теорию Эйнштейна нельзя было публиковать,потому что существовали ее противники. А ведь теория Эйнштейна в свое время стала пробным камнем идеологии! Папа римский не боялся оперировать научной гипотезой,провозглашая ее как откровение перед сотнями миллионов католиков! А вы? Вы отвергаете воинствующий стиль, цепляетесь за научное единогласие, которое означало бы застой в науке и торможение прогресса.

Веоелова-Рооова зажала уши:

— Довольно, довольно, Сергей Андреевич! Я не хочу с вами ссориться. Вы способный экспериментатор, но…

— Способный экспериментатор!- с горечью перебил ее Буров.- Всяк сверчок знай свой шесток. Разрешите уйти?

Мария Сергеевна встала. Она задержала руку Бурова, когда он прощался:

— Мы еще поговорим с вами, Сергей Андреевич. Я ведь очень ценю вас.

Буров вежливо склонил голову, поцеловал ее руку. Когда дверь за ним закрылась,Мария Сергеевна тотчас подошла к телефону, набрала номер:

— Леночка, это вы? Ну вот… Вас сейчас нельзя волновать, вы в отпуске, а я назойливо лезу с просьбами. Только на вас вся надежда…- и она заговорила тихим, убежденным тоном.- Я ведь женщина, Леночка,- закончила она.- Я знаю, какое вы можете оказать на него влияние.

Сергей Андреевич не сразу пришел домой, долго бродил по Москве. Дома ему бросилась в глаза красная лампочка на автомате, подключенном к телефону и записывавшем в отсутствие хозяина все, что ему хотели передать. Включив магнитофон, Буров с радостью услышал голоса друзей, до которых дошел слух о конфликте между Буровым и сотрудниками его института. Некоторые ученые советовали ему быть выдержанным,некоторые, в том числе совсем незнакомые, поддерживали его право на собственное мнение. Редакции нескольких центральных газет просили связаться с ними, если он согласен дать интервью.

И вдруг зазвучал низкий, волнующий Бурова голос:

— Сергей Андреевич! Мне сейчас лучше всего было бы прятаться от вас… а я прошу… я прошу прийти ко мне. Вы знаете адрес. Я очень жду… Сразу же, как только вернетесь домой.

Буров даже не стал звонить в газеты, помчался к ней…

Он впервые входил в ее квартиру.Знал,что она живет не одна,с этой странной Калерией, которую так решительно отстранил от себя в последнее время Овесян.

Лена сама открыла дверь,чуть смущенно улыбаясь. Она оставалась привлекательной даже в ее положении, в ней была красота грядущего материнства.

— Здравствуйте, Сережа,- сказала она, протягивая РУку.

Как редко она называла его так!

Она сразу провела его через общую гостиную в свою спальню. Там все дышало изяществом и женщиной. Чувствовался легкий аромат духов. Перед зеркалом были разбросаны таинственные пузырьки и баночки, у стены стояла еще не занятая, аккуратно прибранная детская кроватка. Шторы на окнах были приспущены.

— Здесь нет медвежьей шкуры, придется вам сесть со мной рядом на диван,- сказала Лена с улыбкой.