Лешка предложил всем вместе съездить в больницу, посетить Пашку и его отца. Мы посчитали остатки финансов и зашли в магазин. Купили для больных кефир, сыр, сметану и яблоки. У входа какая-то женщина продавала много ярких искусственных цветов. Машка стала канючить: "купи да купи".
-Я тебя баловать не собираюсь, - твердо сказал я.
К тому же эти цветы, наводнившие в последнее время весь город, ассоциировались у меня только с одним - похоронами.
Но тут Лешка с Ритой, хитро улыбаясь, купили и Машке, и Сереже по подсолнуху. И те, весьма довольные, как с флагами на параде, пошли с нами дальше. Я же стал печально размышлять о неправильном воспитании молодежи. Ведь раз старший брат сказал "нельзя", то нельзя. А кое-кто все испортил.
В больнице никому ни до кого не было дела. Никто не следил за посетителями. Поэтому мы беспрепятственно прошли сначала к Пашке, а потом к его отцу. Павлику стало значительно лучше. А вот отец его выглядел плохо, весь како-то желтый и очень худой. Я даже долго не смог на него смотреть, слезы подступали и начинали душить. Оставив его с детьми, мы вышли из палаты.
Рядом стояла женщина в черном и тихо плакала. Молодой врач неумело пытался успокоить ее: "Мы сделали все, что могли". Эта дежурная фраза убивала наповал. А что они вообще могут, эти врачи? Санитарка выносила в туалет чье-то судно. Я вдруг почувствовал ужасную тоску и одиночество, несмотря даже на то, что Рита была рядом. Какое-то черное непонятное предчувствие наполнило меня всего и все больничное пространство, и весь мир за окнами. Я вспомнил отца Николая. Его грустные и полные любви и сочувствия глаза. Он советовал мне в трудные минуты молиться. Я закричал про себя: "Господи, помилуй!" и кричал до тех пор, пока темная туча не миновала меня.
Крещение
Ночью мне не спалось, и я решил поиграть, но компьютер все время зависал и печатал мне какую-то ерунду, причем, на английском языке. "Game is over. You are my, Swan". Вначале, я подумал, что это банальный вирус. Но потом, когда дословно перевел написанное, дурное предчувствие опять возникло в моей душе. "Игра окончена. Ты мой, Лебедь".
Вирус не может знать, как меня зовут. Тут что-то не то. И это пугало меня. Внезапно я понял. Это Коршун, который хочет получить мои кольца. Они имеют для него огромное значение. Это для него реальная власть и сила. Он хочет стать главным в роду Лебедей. Сделать этот род родом Коршунов... Мне стало страшно. Я опять помолился. И сразу уснул.
Утром бабушка принесла с базара букет вербы. Машка понадергала с него мохнатых серых почек и стала играть в зоопарк. Это у нее были хомячки, морские свинки и мышата. Мы тоже так играли, когда я ходил в детский сад.
-Сегодня Вербная, - сказала бабушка, - надо вербочки покупать.
-А мы сегодня в церковь пойдем, - растрезвонила Машка, хотя я ей накануне строго-настрого запретил об этом говорить.
-Куда-куда?
-В церковь. Я и Ваня. И Сережу возьмем.
-Вы бы лучше игрушки убрали, а то наш дом стал похож на какой-то игрушечный магазин. Я шагу не могу ступить, чтобы что-нибудь не раздавить. Когда же это кончится? - запричитала бабуля.
-Мы сейчас все соберем, - успокоил я бабушку, - ну-ка, дети, давайте быстренько все уберем.
Маша и Сережа стали помогать мне собирать игрушки. Конфликт был исчерпан. И мы тихонько ушли.
Выйдя на улицу, я почувствовал опять ужасную тревогу. Словно какая-то сила давила на каждую мою клеточку, и даже мешала дышать. До церкви минут двадцать ходьбы вдоль Университетского проспекта. Можно прогуляться.
Светило теплое апрельское солнце. В воздухе пахло оттаявшей землей и молодой травой, зеленые островки которой то там, то здесь робко вылазили на поверхность земли, сообщая всем: весна пришла!
Мы шли вдоль дороги. Рядом грохотали грузовики, проносились маршрутки, пролетали красивые легковушки. Машка спорила с Сережей, какие машины лучше:
-А я бы себе купила "Мерседес". Это немецкая машина, она не ломается.
-А мне нравится "Тойота". Это японцы делают. У них качество лучше.
-Нет, не лучше. "Мерседес" лучше. И вообще его назвали в честь одной девушки Мерседес. А "Тойоту" в честь кого назвали?
-Не знаю, - обиженно пробормотал Сережа.
В этот момент рядом с нами затормозила машина. Черный "Мерседес" с тонированными стеклами. Стекло медленно опустилось и показалась голова мужчины. Того самого, с козлиной бородкой, с хитрым, чуть улыбающимся ртом и стальными глазами. Он спросил нас:
-Как проехать в Университет, молодые люди?
Я почему-то даже не испугался. Хотя знал, что это Коршун. Да и вопрос глупый. Любой дурак знает. Раз проспект Университетский. Спокойненько ему объяснил. "Ладно, -подумал я, - что тебе еще надобно?". А он, ехидно улыбнувшись, сказал: