Внезапно тишина была нарушена отчаянным свистом, пронзительным гиканьем и звоном маленьких колокольчиков, которые обычно подвешивают к дугам во время свадебных выездов. Буран взглянул на улицу, и его глазам представилась знакомая картина: пять или шесть мальчишек бежали, схватившись за руки, как будто катился громадный клубок перекати-поля. Мальчишек сопровождали собаки, взвизгивая и яростно лая. Ребята остановились перед недостроенными воротами, дружным хором заорали:
— Бу-ран, те-бя вы-зы-ва-ют в кан-це-ля-рию!
Перекати-поле покатилось дальше, вероятно, еще за кем-нибудь.
Буран проводил шумных вестников улыбкой. В детстве ему самому частенько приходилось так же мчаться по улицам аула. Давно ли это было?
«Зачем я понадобился Ясави? Маловато дал он мне погулять! — думал Буран, шагая по улице. — Наверное, будет уговаривать остаться в Карасяе. Начнет рассуждать о дедовских обычаях… «Теперь другое время, — скажу я ему. — Мне никто не помешает уйти на строительство в город или в горы, на рудники. Я хочу начать новую жизнь. Кусочек ее я видел, когда служил в армии».
В канцелярии висели плакаты, на которых были нарисованы тракторы, рубли, величественные заводы и список взрослого населения аула — членов колхоза… Смотри-ка, даже телефон есть!
— Девушка, дашь мне Сулейманова или нет? — орал Ясави в трубку.
Он показал Бурану на стул напротив себя. Наконец Ясави добрался по проводам до какого-то Сулейманова. Разговаривал он с ним без всякого почтения. Сулейманов, видно, возражал Ясави.
— Так мы никогда не договоримся! — кричал Ясави в трубку. — Ты мне скажи прямо: получу я горючее или нет? Будет известно на той неделе? А ты, дорогой товарищ, соображаешь, что сев на носу? А?
Бросив трубку, Ясави никак не мог успокоиться.
— Вот будет пленум, проучу я этого чинушу. Понюхает он нашей критики… Подсыплю я ему перцу!.. А вам чего? Почему бросили конюшню? — вдруг насупился он, увидев двух колхозников, переступивших порог. — Опять не поладили.
Это были соседи: Ибрагим и Халил.
— Не поладили, — сокрушенно согласился Халил.
— Ты помолчи! — перебил его Ибрагим.
— Сам помолчи!
— Пусть кто-нибудь один объясняет что к чему! — прикрикнул Ясави.
— Значит, наши поля находились рядом…
— Мое поле около лесочка, а его пониже, — закивал головой Ибрагим.
— Поля наши и сохранились в отдельности. Они озимыми засеяны. Не перепахивать же…
Ясави вышел из терпения:
— Давайте покороче. Чего вы хотите? Из колхоза выйти?
— Да нет! — забормотал Халил.
— И не думали, — подтвердил Ибрагим.
— Тогда зачем же пришли?
Соседи переглянулись, и Халил выпалил одним духом:
— Мы хотим спросить: нельзя ли по-прежнему оставить между нашими полями межу? Мы из-за этой межи в былое время два раза судились, а когда приехал землемер, даже подрались. Помнишь?
— Наша межа нас обоих устраивает, — поддакивал Ибрагим.
— Не будет никакой межи между вами, забудьте вы свои распри! — улыбнулся Ясави. — Идите. Межа останется только между аулами.
Крестьяне почесали затылки.
— Говорят, все колхозы распустят. С будущего года будто все пойдет по-старому.
— Кто это говорит? — вскипел Ясави.
— В народе говорят, — упрямо стояли соседи на своем.
— Не слушайте вы болтовню врагов, — поднялся Ясави. — Будет не так, как они мечтают, а по-нашему.
И стукнул кулаком по столу.
— Это, конечно, так… — засмеялся Халил.
— Довольно! Подумайте лучше о лошадях. На кого их оставили? — перебил его Ясави.
Не успели Халил и Ибрагим прикрыть за собой дверь, как позвонил телефон. Ясави схватил трубку и в следующую минуту уже кричал:
— И горсти не дам! Самим не хватает семян. Намотайте это себе на ус. Что касается удобрений, их совсем нет у нас. Послал человека, вернулся ни с чем. Не стану же каждый раз в райком жаловаться, там без меня много жалобщиков. А ты мне, как сосед, уступи… Я тебя в другой раз выручу…
Буран только хотел начать разговор, как в правление ворвался разъяренный Галлям, подталкивая перед собой жену.
— Вот привел. Посмотри, Ясави, на нее. Никак не хочет вступать в колхоз. Я ей и так и этак, а она и слушать не хочет. Я в колхозе, а она нет. Ну что эта за жизнь?
— А ты объясни ей по-хорошему, перевоспитай ее.
— Такая работа не по мне, — взвыл Галлям. — Ясави, прошу тебя, освободи ты меня от этой язвы! Не могу больше выдерживать ее змеиный язык. Довела до точки. Или от кузницы освободи. Уйду куда глаза глядят.
Буран ждал, что Ясави в ответ заорет. Нет, не заорал, сдержался. Подойдя к угрюмо молчавшей жене Галляма, председатель сказал:
— Не хочешь, енгяй, в колхоз? Ну и не вступай. Приглядись сначала. Люди не все думают одинаково. Одни сразу выбирают дорогу, а другие долго. И ты не торопись. Увидишь, как поднимается колхоз, и ты в стороне не останешься. Иди домой, а с Галлямом я поговорю.
Наблюдая за этой сценой, Буран проникся уважением к председателю: умеет он разговаривать с людьми.