Лебединая Дорога

Гавань перед городом защищал длинный ряд брёвен, насмерть вколоченных в дно. Между сваями не протиснулась бы лодка, не говоря уже о боевом корабле. В Бирке стояло сильное войско, здесь не опасались таких, как Халльгрим и Хельги. Страшен был только очень сильный враг вроде беглого Анунда конунга с его тридцатью двумя кораблями. Но такого набега в ближайшее время не ждали.

Три лодьи беспрепятственно вошли в гавань, спустили паруса и бросили якоря в мелкую прибрежную воду. И скоро от каждого отчалило по лодке со счастливцами, которые первыми попадут в город.

В той, что отвалила от чёрного корабля, среди воинов сидел Видга сын хёвдинга и рядом с ним Скегги – разлучить этих двоих с некоторых пор сделалось невозможно. Некрашеная рубашонка Скегги сияла новыми рукавами, которые заботливо пришила к ней Ас-стейнн-ки. Скегги старательно охорашивался в этих обносках – ему хотелось, чтобы Видге не было стыдно с ним ходить.

Ещё на палубе Видга показал ему кожаный кошелек:

– Здесь целых две марки! У меня было своё серебро, потому что я ходил в походы, но отец дал мне ещё и сказал, что я могу купить всё, что только захочу!

Скегги смотрел на него с завистью и восторгом:

– Всё, что захочешь?

Видга помялся и добавил для справедливости:

– Отец сказал, что на очень большую глупость здесь не хватит всё равно…

Когда нос лодки ткнулся в сваи причала, люди выбрались на берег и разошлись, кому куда захотелось. Один только Этельстан, сам вызвавшийся покараулить, никуда не пошёл. И лениво растянулся на дне судёнышка, подложив под голову шапку. Кому другому эта Бирка, может, и впрямь казалась донельзя многолюдной и шумной. Англа, родившегося в Эофорвике, удивить было трудней. Этельстан прикрыл глаза от солнца натруженной в гребле рукой… Десять дней – срок немалый. Пожалуй, и он ещё погуляет по улицам, полюбуется диковинками… а может быть, и встретит кого-нибудь из родных мест!

Глаза англа были полузакрыты, но шутники из тех, что любят обдать водой, а то и перевернуть задремавшего сторожа, обходили его лодку стороной.

Звениславка, приехавшая на другой лодке, настороженно оглядывалась по сторонам… А ну как мелькнут в толпе знакомые глаза, прозвучит родная словенская речь! Ждала, замирала в ожидании – и страшилась. Не свои ли словене выкрали из дому, запихнули в душный мешок, повезли на лодье – заморскому купцу продавать! Хорошо ещё, в Ладоге, а не здесь. Не то, наверное, на берег бы нынче не сошла.

Пожилая женщина с добрым лицом, к которой Звениславка в конце концов отважилась подойти, показала ей зелёные макушки сосен, торчавшие над крышами домов:

– Они отплыли только вчера. Вон там они ставили своих богов и просили у них прибыли!

Ладно – десять дней протекут как один… А там – два-три перехода, и почти что дом! И свои лица, а не заезжие незнамо отколе, истинно свои!

А по сторонам продавалось всё, чего только могла пожелать человеческая душа. От хлеба и мёда до панцирей и секир! Тонкими, благородными голосами пели стеклянные кувшины и кубки, изделия франкских мастеров с далёкого Рейна… Драгоценными искорками переливались биармийские меха. Маленькими солнцами горел жёлтый янтарь, и дивные мошки смотрели из него на людей. Шелестели орлиные крылья в руках голубоглазых людей из-за моря, из Эйсюслы… Вспыхивали на свету невесомые ткани, приехавшие с другого конца населённой земли. Извивались рогатые каменные ветки с острова Готланд. Привораживали глаз невиданные раковины далёких южных вод. Ржали, били копытами горячие нетерпеливые кони… Сверкали золотым шитьём изделия местных мастеров: подушки, ленты для девичьих волос… Блюда с чеканными узорами и подвески-лошадки с зелёными камнями вместо глаз!

Звениславка прошла несколько улиц из конца в конец. Хельги Виглавич велел ей непременно что-нибудь купить – и как же не купить, не уважить его? Да поди выбери, когда вокруг так много всего! Шла, вертела головой направо-налево, забывала смотреть вперёд.

Вот и завели её резвые ножки в совсем не весёлое место, где продавали рабов.

Рабы-мужчины сидели по лавкам, стояли подле хозяев: опущенные головы, угрюмые глаза… Девушек прятали в палатках. Заходи, кто пожелает, выбирай, не приглянется ли какая! Вот горе-то – кто и поймёт, пока самого не продадут?!

Люди оглядывались: бегом ведь кинулась прочь! И тут-то сзади раздалось русское, родное:

– Купила бы, красавица…

Звениславка не сразу и поняла. Не сразу ушам своим поверила, не вдруг остановилась. Но потом ахнула, оглянулась, бросилась назад.

Прямо перед ней, друг подле друга, сидело на лавке с десяток рабов. Третий справа, плечистый, русобородый, смотрел ей прямо в глаза.

– Купила бы, – повторил он негромко.

– Как… признал? – спросила его Звениславка. Вот так и молвила русское слово – впервые не затем, чтобы позабавить любопытных урман!

– Сам словенин, вот и догадался, – ответил раб.

Звениславке захотелось расспросить его сразу же о тысяче разных вещей. Но незримая рука перехватила горло. Спрятала лицо в ладонях – и хлынули слёзы.