Лебединая песнь

– Et ce jeune home? Ce Gennadi? Il a, done, vu ^[114] – сказала француженка.

– Геннадий Викторович? Ах, да! Он видел, случайно, я не виновата… случайно! Неужели же он! Неужели? – Она схватилась за голову.

– Ася, спокойней, Ася! – сказал Олег.

– Семенов, ты что смотришь? Это что за разговоры! – сказал, входя, старший агент молодому.

Ася приникла головой к спинке стула.

«Последние считанные часы в этом доме, последние! – думал Олег. – Что будет с ребенком? Что будет с Асей?»

Около девяти утра обыск гостиной, спальни и библиотеки был, наконец, закончен.

– Ну, теперь сюда, и будем закругляться, – сказал старший агент, подходя к диванной. Француженка вскочила как ужаленная и загородила вход.

– Ордер на обыск? – спросила она.

– Мы предъявляли ордер еще пять часов тому назад. Вы что, с неба, что ли, свалились?

– Вы предъявляли ордер на комнаты Казариновых и Бологовской, а это моя комната. Я – иностранка.

– Иностранка? Латышка, что ли? Или эстонка?

Такие вопросы неизменно вызывали бурю патриотического негодования со стороны мадам.

– Я – латышка?! Я – француженка, парижанка! Вы ответите за все ваши грубости! – и недолго думая ударила по лицу старшего агента.

– Хватайте эту ведьму! – крикнул тот.

Но Тереза Леоновна уже вошла в раж.

– Только попробуйте! Только прикоснитесь! Вы будете иметь дело с консулом! Сейчас звоню к консулу, сейчас!

– Звоните!

Madame подбежала к телефону и схватила трубку, но едва лишь она назвала требуемый номер, как рука агента легла на ее руку.

– Гражданка, успокойтесь. Никто на вашу безопасность не посягает. Оскорбляете пока только вы. Я настоятельно прошу вас удалиться в свою комнату. Вопрос по поводу вас мы выясним в ближайшие же дни, – и, обращаясь к своему подчиненному, прибавил: – Принести французской гражданке воды.

Мадам оттолкнула воду и с самым воинственным видом прошла в свою комнату и встала перед раскрытой дверью.

– Гражданка, пройдите к себе и закройте дверь.

– Я уже у себя, на свободной территории, и никто не имеет права мною здесь командовать, – возразила Тереза Леоновна. Она была великолепна.

Славчик, проснувшийся снова от шума голосов, потянулся, заворковал и сел на кроватке; но когда он опять увидел «чужих дядей», вдруг нахмурился и затянул жалобную ноту. Один из агентов кивнул Асе в ответ на ее вопросительный взгляд, она подошла к ребенку.

– Агунюшка, мальчик мой! Сейчас мама оденет тебя, а потом согреет тебе молочко. Где наш лифчичек? – Голос вдруг оборвался, и она уткнулась лицом в мягкую шейку ребенка, который топотал по кроватке голыми ножками.

«Это, право, становилось выше человеческих сил, очевидно выдержка моя, в самом деле, железная, если ее хватает даже на это», – думал Олег, глядя на жену и сына.

– Так, – неожиданно громко сказал старший агент. – Ну-с!

Все вздрогнули, сейчас должно было решиться все! Судьба Олега не оставляла сомнений, но вот Ася – уведут или не уведут?

– Гражданин Дашков, приготовьтесь следовать за нами.

У него вырвался вздох облегчения – он один, слава Богу!

Агент повернулся к Асе.

– Можете собрать в дорогу вашего мужа.

Глядя в ее испуганные огромные глаза, Олег сказал, стараясь как можно спокойнее:

– Дай мне, пожалуйста, шерстяной свитер, два полотенца и перемену белья.

Она подошла к нему, она стала надевать на него свитер, наверно, для того чтобы продлить последние минуты. Застегивавшие ему ворот пальчики двигались все медленней и медленней, потом совсем остановились, и она прижалась лбом к его груди. Он поцеловал ручку, лежавшую на его плече.

– Спасибо тебе, дорогая, за любовь, за счастье. Будь мужественна. Тебе предстоят непосильные трудности, моя бедная девочка! Тебя, наверно, вышлют, постарайся всеми силами выхлопотать разрешение, чтобы уехать с Натальей Павловной и с Нелидовыми – репрессия, наверное, коснется и их. Я верю, что ты сумеешь вырастить наших детей. Я хочу, чтобы они знали судьбу своего отца и обоих дедов, чтобы не было этого безразличия, которого я не выношу, чтобы в дальнейшем… ты поняла меня? Ну, поцелуй меня в последний раз.

Она подняла свое личико навстречу ему. Боже мой, как она изменилась за одну ночь! Сколько безнадежности и скорби было в этих глазах с застывшими невылитыми слезами! В их глубине затаился вопрос – тот, который слишком страшно было выговаривать вслух! Он понял этот немой вопрос:

– Ты не жди меня назад. Путь был безнадежен, ты это знала с самого начала. Ну, вот он и кончился. Перекрести меня.

Опять раздался резкий, сухой голос:

– Гражданка, отойдите, довольно шептаться! Арестованный, берите ваши вещи. Отправляемся.

Наталья Павловна и мадам тоже были тут; Наталья Павловна перекрестила его, мадам опять что-то кричала агентам. Сопровождаемый конвоем, он вышел на лестницу и стал спускаться, намеренно замедляя шаг. «Она легкая и быстрая как козочка – она увернется и выбежит: я еще увижу ее!»