Лебединая песнь

– Привет, Ксения Всеволодовна! Придется побеспокоить вас, – сказал он, приподнимая шляпу, – я, видите ли, никак не могу добиться встречи с Леночкой. Я два раза был у нее на квартире, но меня всякий раз уверяют, что Леночки нет дома, и что она будто бы не желает меня видеть, а между тем завтра день, который был у нас назначен для прогулки в загс. Я очень опасаюсь интриг со стороны одной особы: может быть, Леночке не передают, что я наведываюсь, и стараются уверить ее, что я смылся? Удивляюсь бесцеремонности, с которой старшие вмешиваются в дела молодежи! Не откажите передать Леночке эту записку, если увидите ее сегодня, а может быть, найдете времечко и сбегаете к ней, а?

Сердце все так же стучало у Аси, что-то подымалось и застилало глаза, даже ноги вдруг ослабели. Она сделала над собой усилие и сказала:

– Я думаю, вам лучше узнать правду, Геннадий Викторович: тетя Зина передает вам только то, что ей поручает Леля. Вам лучше не искать больше встреч с Лелей. Извините, – и захлопнула дверь.

– Что с тобой? – спросила Наталья Павловна, когда Ася вернулась к столу. Ася передала ей разговор, Наталья Павловна выпрямилась и глаза ее сверкнули тем огоньком, который хорошо знали ее домашние: сколько раз Сергей Петрович рассказывал Асе, как он и ее отец боялись в детстве этого огня. Стоя со сковородником в руках и глядя на Асю уничтожающим взглядом, Наталья Павловна сказала:

– Жаль, что ты не позвала меня, я бы сказала короче: вон, предатель не переступит порог моего дома! Ты проявила недостаток благородной гордости, я не узнаю в тебе Бологовскую!

– Бабушка, мне за него было неудобно: подумай, чтобы он почувствовал, если бы понял, что мне все известно? Я старалась говорить как будто ничего не знаю. К тому же надо было объяснить, что следует оставить в покое Лелю… Только бы он не встретил ее сейчас!

– Излишняя кротость! – сказала Наталья Павловна. – Как мельчают люди! Садись и завтракай.

– Бабушка, не сердись на меня! Разве кротость может быть излишней?

– Даже очень часто, – отрезала Наталья Павловна и прибавила: – Какая, однако, безмерная наглость со стороны этого субъекта!

Славчик и Леля не замедлили явиться. Смех и щебет ребенка странно звучали в строгой тишине этих комнат и могли вызвать только улыбку – никто уже не смеялся ему в ответ.

– Ну, пошли ручки мыть! Славчик, беги к маме, – и Ася присела на корточки и раскрыла для объятия руки, но когда обхватила подбежавшего малыша, не стала его тормошить, как делала раньше, хотя он именно в ожидании этого залился звонким смехом…

– Душечка, маленький, бедный мой! – прошептала она, целуя мягкую шейку.

– Звонок! – сказала, настораживаясь, Леля. – Не агенты ли? Ложитесь скорее, Наталья Павловна!

– On me chase! ^[120] – проговорила старая дама, торопливо подымаясь с кресла и запахивая на себе черную шаль дрожащими руками.

– Нет, нет, бабушка, это не за тобой! Это, наверное, Елочка – она обещала прийти к двенадцати, – поспешно сказала Ася.

– Классная дама эта твоя Елочка. Прежде про таких говорили: «проглотила аршин». И зачем ходит в скомпрометированный дом? Нам от ее визитов не легче, а себе она хуже делает, – и, говоря это, Леля побежала к входной двери.

– Как? Вы? Сюда? В этот дом? Да как вы смеете! Вон! Вон, не то я брошусь на вас и задушу как дикая кошка! Предатель, подлец, вон!

Наталья Павловна и Ася бросились в переднюю на эти исступленные возгласы, обе соседки не замедлили высунуть носы.

– Видали ли вы что-либо подобное, видали? Пудами не вымерить того горя, которое он нам принес, и он является со мной объясняться! Подлый, гнусный! – в бессильном бешенстве кричала Леля, стоя посередине передней.

– Успокойся, успокойся! – воскликнула, бросаясь к ней, испуганная Ася.

– Helene, Helene, pas devant les gens! ^[121] – воскликнула Наталья Павловна, выразительно сжимая ей руку.

На пороге двери, которая все еще оставалась открытой, показалась Елочка.

– Что случилось? Не повестка ли? Кто это вышел от вас? Гепеушник?

– Да, да! Гепеушник! Гоните его, гоните! – кричала Леля, выскочив на лестницу и перевесившись через перила.

Елочка в изумлении озиралась.

– Никакая не повестка, дались вам эти повестки! Поскандалила малость с молодым человеком – и у благородных, видать, случается! – буркнул ей в ответ Хрычко.

– Пойдемте в комнаты, – сказала, пожимая ей руку, Ася.

– Пожалуйста, не думайте, что я опять буду плакать, как плакала тогда. Не надо мне валерьянки. Я теперь уже не плачу! Вот спросите маму, совсем не плачу! – говорила Леля, отстраняя воду.

– Мне жаль, что ни одна из вас обеих не нашла правильного тона с этим человеком, – сказала, опускаясь в кресло, Наталья Павловна. – Мы, очевидно, что-то упустили в вашем воспитании! – и характерное для последних дней выражение глубокой озабоченной скорби легло на ее мраморные черты.

Елочка, не посвященная в тайны этого разговора, почувствовала необходимость направить его в другое русло.