Лебединая песнь

Сестра Жуть встала, а латиноамериканка медленно отползла от воды и легла на пол, съежившись и дрожа. Джек Томашек взял трупик у Сестры Жуть и пошел во тьму.

– Не знаю как, но вы это сделали, – сказала Бет.

Она нагнулась, чтобы дать латиноамериканке бутылку с элем. Девушка взяла ее у Бет и допила до конца.

– Боже мой, – сказал Арти Виско, стоявший позади Сестры Жуть, – я только что понял… Я даже не знаю вашего имени.

– Имя… Какое? – удивилась она.

«Какое у меня имя? Откуда я появилась? Где то тенистое дерево, что приютило мою маленькую девочку?» Ни один ответ не пришел к ней.

– Можете звать меня… – Она смутилась.

«Я же бездомная нищенка, – подумала она. – Я никто, всего лишь безымянная нищенка, и я не знаю, куда иду… но, по крайней мере, я знаю, как попала сюда».

– …Сестра, – ответила она. – Зовите меня Сестра. – И до нее дошел внутренний крик: «Я больше не безумна!»

– Сестра, – повторил Арти. Он произнес это как «систа». – Не бог весть какое имя, но думаю, что подходящее. Рад познакомиться с вами, Сестра.

Она кивнула. Смутные воспоминания все еще крутились у нее в голове. Боль, порожденная ими, не уходила, но это случилось очень давно – со слабой и беспомощной женщиной.

– Что же нам теперь делать? – спросила ее Бет. – Не можем же мы просто оставаться здесь?

– Нет. Не можем. Завтра мы с Арти собираемся пройти через туннель Холланда, если он не поврежден. Мы идем на запад. Если вы трое хотите идти с нами, приглашаем.

– Оставить Нью-Йорк? А что, если… там ничего нет? Что, если все пропало?

– Будет нелегко, – твердо сказала Сестра. – Будет чертовски трудно и очень опасно. Не знаю, что там с погодой, но все же нам надо сделать первый шаг, ибо это единственный известный мне способ попасть куда-либо. Правильно?

– Правильно, – эхом ответил Арти. – У вас хорошая обувь, Бет. Она выдержит долгую дорогу.

– Идти придется далеко, – рассудила Сестра. – Очень далеко, и одному богу известно, что мы там найдем. Или что нас встретит.

– Хорошо, – решила Бет. – Ладно, я с вами.

Она опять погасила зажигалку, чтобы не тратить зря бензин. На этот раз ей показалось, что вокруг не так уж темно.

Часть четвертая Руины

Глава 19 Самая большая в мире гробница

Человек с обрубком правой руки, замотанным окровавленными лоскутьями рубашки, осторожно продвигался по иссеченному глубокими трещинами коридору. Он боялся, что упадет и рана снова откроется. Кровь сочилась из обрубка много часов, пока наконец не свернулась. Он ослаб, у него кружилась голова, но он заставлял себя идти, потому что хотел увидеть все сам. Сердце колотилось, в ушах шумело. Но больше всего человеку досаждал зуд между большим и указательным пальцами правой руки, которой уже не было. Зуд в руке, которой нет, сводил его с ума.

Рядом с ним шел одноглазый горбун, а впереди, с фонарем, разведывая дорогу, – подросток в разбитых очках. В левой руке мальчик сжимал секач с лезвием, испачканным кровью полковника Джимбо Маклина.

Роланд Кронингер остановился. Луч фонарика прошивал смутный воздух перед ним.

– Это тут, – сказал Тедди Уорнер. – Вот тут, видите? Я же говорил вам? Я говорил!

Маклин прошел несколько шагов вперед и взял у Роланда фонарик. Он пошарил лучом по стене из валунов и плит, которые полностью перекрыли коридор впереди; полковник старался отыскать трещину, слабое место, дырку, куда можно было бы вставить какой-нибудь рычаг. Но там и крысе было не проскочить.

– Господь нам поможет, – тихо сказал Маклин.

– Я же говорил! Видите? Разве я не говорил вам? – бормотал Мишка Тедди.

Обнаруженная преграда отняла у него остатки воли, которые еще двигали им.

За этой каменной стеной находился склад с неприкосновенным запасом продовольствия и воды и помещение с оборудованием. Они оказались отрезаны от всего: от запасных фонарей и батареек, туалетной бумаги, сигнальных ракет – от всего.

– Мы в заднице, – хихикнул Уорнер. – О, мы в полной заднице!

В луче фонарика оседала пыль. Маклин посветил вверх и увидел рваные щели, раздиравшие потолок. Значительная часть коридора могла обрушиться в любой момент. Кабели и провода оборвались, а стальные опорные балки, предназначавшиеся для сохранения «Дома Земли» при ядерном нападении, были начисто срезаны. Тедди то смеялся, то всхлипывал. Маклин осознал всю глубину катастрофы и больше не мог выносить свидетельства человеческой слабости. Он стиснул зубы, лицо его перекосило от ярости, и он повернулся, чтобы ударить капитана Уорнера по лицу зудящей правой рукой.

Но руки у него не было, и, едва он занес культю, страшная боль оглушила его, сквозь тряпки закапала кровь.

Маклин бережно прижал искалеченную руку к груди и плотно зажмурил глаза. Он чувствовал себя отвратительно, словно вот-вот его вырвет или он потеряет сознание.

«Дисциплина и контроль, – думал он. – Возьми себя в руки, солдат! Возьми себя в руки, мать твою! Когда я открою глаза, – сказал он себе, – каменный завал исчезнет. Мы сможем пройти прямо по коридору туда, где лежит еда. У нас будет все, что нужно. Пожалуйста, Боже… Пожалуйста, сделай, чтобы все было как надо».