Лебединая песня мамонта

Особая подлость в том, что звукоизоляция в доме хорошая, шагов в коридоре и возни под дверью не слышно, и вдруг – ту-ру-ру-ру, падите, стены Иерихона! Всякий раз, когда дверной звонок оживает, кому‑то слабонервному впору умереть на месте.

– Гос-с-споди! – Я подпрыгнула, как лежала: плашмя.

Макбук, установленный на животе с опорой на согнутые коленки, перекосился, съехал на диван. Я вывернулась из-под него, села и попыталась нащупать ногами тапки, но концерт для иерихонской трубы с оркестром дополнился барабанными ударами в дверь – пришлось поторопиться.

– Да иду я!

Звонко шлепая босыми ногами по гладкому ламинату, я пробежала в прихожую и распахнула дверь, даже не поинтересовавшись личностью иерихонского трубача.

Потом узнаю его имя. Когда стану писать на свежей могилке.

– Но, но! – Нарушительница спокойствия отшатнулась. – Что так неприветливо‑то?

– Я говорила тебе: не звони в дверь! – напомнила я сердито. – Можно же постучать – простой, надежный, проверенный веками способ…

– Не ворчи, это не я позвонила. – Ирка оглянулась, и из-за ее спины выглянула… еще одна Ирка!

Я ойкнула и покрепче взялась за дверной косяк, успев подумать, что враги, заразы, своего добились: порвали мне нервы в клочья, довели до галлюцинаций.

– Доброе утро! – расплылась в улыбке галлюцинация.

– Вам виднее. – Я осмотрительно не стала спорить.

Дискутировать с воображаемыми сущностями – последнее дело, следующая остановка – психиатрическая больница, однозначно.

– Знакомьтесь: Лена, это Марина. – Большим пальцем Ирка потыкала за плечо, подбородком указала на меня: – Мара, это Елена. Нам можно войти?

– Добро пожаловать. – Я отступила, с облегчением вспомнив, что моя лучшая подруга и ее дотоле незнакомая мне сестра – двойняшки.

Да как бы даже не близнецы…

Я так откровенно рассматривала Марину, что та засмущалась, начала извиняться:

– Простите, что мы так вдруг, без звонка…

– Не надо звонков. – Я поморщилась. В ушах до сих пор звучало эхо трубных звуков.

– В самом деле, какие церемонии между своими людьми! – объявила Ирка и, сбросив туфли, протопала в кухню. Оттуда покричала: – Кому чай, кому кофе?

– Мы тортик привезли, – все еще извиняющимся тоном сообщила Марина. И гаркнула в ответ сестрице: – Я буду свой травяной, у меня с собой!

– Мара у нас практикует всякое разное-полезное, – не без иронии объяснила Ирка, заливая кипятком разномастные пакетики в кружках. – Заряжается солнечной энергией, очищается лунным светом и все такое. Она артролог-гиппогриф или что‑то типа того.

– Арт-терапевт-гипнолог, – невозмутимо поправила Марина. – И психолог-регрессолог. И ауролог-литотерапевт. И…

– Ага, экзорцист-сомнамбулист, – кивнула Ирка.

Я поняла, что в оценке рода занятий Марины сестры расходятся, и мудро не стала высказывать свое мнение. Вспомнила только:

– А мне казалось, ты говорила, что твоя сестра – учитель математики.

– Это когда еще было! – вместо Ирки ответила сама Марина. – Я с тех пор прошла большой путь к вершинам самопознания и теперь помогаю людям иначе. Не деление дробей им объясняю, а учу, как жить долго и счастливо.

– Не начинай, – беззлобно попросила Ирка и переставила на стол дымящиеся кружки.

Я спохватилась, что пренебрегаю священным долгом гостеприимства, и засуетилась: выдала сахар, чайные ложечки и блюдца для торта, который добрая хозяюшка Ирка уже успела нарезать.

Попутно подруга объяснила мне присутствие Мары, сказав, что ее сестра давно хотела съездить в Питер, да как‑то не с кем было. А тут подвернулась оказия – грех не воспользоваться.

– К тому же было бы нечестно оставить башибузуков на милых родственниц, когда у тех численный перевес в лице Мары, – добавила она, пока ее сестрица в ванной совершала омовение рук перед едой. – Мне все‑таки не хочется, чтобы мальчики вернулись домой в Краснодар, сверкая чакрами и голося мантры. – Она закинула в рот кумачовую вишенку с торта. – Но Мара не будет нам мешать, она сняла себе номер в отеле. Просто мы сейчас к тебе прямо с вокзала, мне не терпелось увидеть место преступления.

– Не факт, что было преступление, – напомнила я и тоже ковырнула тортик. – М-м-м, шоколадный… вкусно!

– Я выбирала, – похвасталась подруга. – Мара хотела взять йогуртовый с семенами чиа и коржами из прессованных отрубей. Ешь быстрее и пойдем уже смотреть, что и как.

Уяснив, что спокойно посидеть за чаем с тортиком и светской беседой не получится, я подчинилась, и уже минут через пятнадцать, часто дыша приоткрытым ртом (в спешке обожгла язык кипятком), вела сестриц к тому самому недострою.

Первым делом показала им оставшиеся пятнышки на асфальте. Ирку они не впечатлили.

– Может, это и не кровь вовсе. – Она присела на корточки и наклоняла голову то к правому плечу, то к левому – присматривалась. – Может, это кто‑то на ходу ел хотдог или шаурму…

– В Питере надо говорить «шаверму», – машинально поправила я, потому что это обязательно сделал бы мой сын.

– …и у него кепчуп капал, – закончила мысль подруга.

– Однако я чувствую тут выраженные негативные эманации, – сообщила Марина и принялась вертеться на месте, совершая взмахи руками.