Лебединое крыло

Потом она расправила крыло, и оно, жалкое, с истертыми краями, похожее на тряпку, неожиданно оказалось огромным, белоснежным, упругим крылом, и даже потертые краешки перьев не портили его. Женька сразу вспомнил живых лебедей, когда, распуганные, они поднимаются с озера и, загребая воздух могучими тугими крыльями, поднимаются вверх и уносятся вдаль. Никогда еще, видя это потемневшее от пыли и грязи крыло, Женька не представлял живого, сильного лебедя, которому оно когда-то принадлежало.

— И вот он летит! — воскликнула Ленка, приставила расправленное крыло к плечу, замахала им и пробежала по латам, обдавая мальчишку свежим ветром.

Он тихонько засмеялся. Нет, с ней не было скучно, с этой любопытной девчонкой из города! С ней просто замечательно было Женьке: ведь все вокруг, такое обыкновенное и привычное, вдруг становилось иным.

Ленка ушла к себе, а он валялся на свернутой постели, веером распускал лебединое крыло и думал, что оно вправду очень красиво и как не замечал он этого раньше. Потом Женька выбрался из чума. Ромашки и колокольчики, унизанные росой, бросились ему в глаза и обдали тонким, чуть слышным запахом. Небо над стойбищем было удивительно высокое, прозрачное, и на него, не отрываясь, можно было глядеть часами. А озера! Они слепили его чистой и острой синевой и смотрели своими доверчивыми и ясными глазами…

И как не видел он всего этого раньше? Что с ним случилось? Почему так изменилась тундра, небо, озера и даже это обшарпанное крыло?

Часа три бродил Женька за стойбищем, трогал цветки и травинки, брал на зуб узкие листики полярной ивы и подолгу смотрел на бегущую, плетеную, как тынзей, струйку ручейка, с журчанием падавшую в маленькое озерцо. Мать, к счастью, никуда не гоняла его, и мальчишки не звали играть. Ему приятно было одному побродить по тундре, послушать тишину утра, постоять, подумать, ощутить лицом дуновение прохладного ветра…

После обеда Женька опять столкнулся с ней у ларя.

— Пошли купаться, — внезапно предложила Ленка.

Женька покраснел и пожал плечами.

— Что, не можешь?

— Не могу… — Голос его прозвучал как-то жалобно.

— А я, знаешь, хочу искупаться. Ох, как хочу!

— Ну хорошо, сейчас я позову ребят, — с готовностью сказал Женька.

И скоро трое мальчишек и две девчонки шли к дальнему Утиному озеру.

День был теплый, солнечный, и вода в озере хорошо прогрелась. И все-таки Ленка взвизгнула от холода, когда прыгнула в озеро. Она плыла, высоко закидывая руки, и вода, расходясь в стороны, покачивала осоку. Никто из ребят плавать не мог: в тундре как-то не принято купаться, и поэтому все пришли посмотреть, как это можно по доброй воле влезать в воду да еще плавать.

Впрочем, плавала Ленка недолго. Она выскочила на берег вся посиневшая, кожа на руках и ногах ее покрылась маленькими пупырышками, и зуб не попадал на зуб. Она замахала руками, запрыгала по песку, потом торопливо отжала трусики; хохоча и напевая что-то, вприпрыжку пробежала по берегу и поспешно натянула на мокрое тело платье; оно никак не хотело надеваться, и приходилось силой расправлять каждую складку.

— Ну как, холодно? — спросил Женька.

— Очень, — призналась она.

— Тогда мы поиграем в «пастухи и олени» — сразу согреешься.

— Можно, — согласилась Ленка.

Они вернулись в стойбище. Женька дал ей тынзей и объяснил, как надо бросать: один моток держишь в руке, второй, с особой косточкой на конце, через которую пропущена петля, бросаешь; когда петля накроет жертву, нужно быстро дернуть к себе, чтоб захлестнуть петлю.

— Ну, я буду оленем, а ты — пастухом! Бросай! — И Женька побежал от нее.

Ленка швырнула тынзей, ударила мальчишку в спину, и ремень, раскрутившись только наполовину, упал на землю.

— Не так бросаешь! — крикнул мальчик, помогая ей сматывать тынзей. — Бросать надо чуть вперед, а не назад… Ну, давай! — И он опять помчался от нее.

Теперь тынзей перелетел его и упал справа от мальчишки.

— Целиться надо, раззява! — с досадой крикнул Женька.

— Не получается у меня, и все!

— А ты думаешь, мы сразу так и научились? Бригадир наш, рекордсмен колхоза по метанию тынзея, думаешь, сразу получил приз? Вот с такого возраста учился. — Женька отмерил вершок от земли. — Ясно?

Раз пять бросала она тынзей, и все неудачно.

— Я такая бестолковая, — сказала Ленка со слезой в голосе. — Давай уж лучше я буду оленем…

Олень из Ленки получился отличный. Она приставила к голове высокие ветвистые рога, сброшенные зимой важенкой, подпрыгнула по-оленьи и во весь опор полетела по тундре, перескакивая кочки и канавки, и не каждый олень, верно, обогнал бы ее. Сразу три пастуха бросились за Ленкой: двое сзади и один наперерез — Женька. Вот он стремительно бросил тынзей. Заслышав свист, Ленка метнулась в сторону. Опять свист. Она ринулась в другую сторону, и петля скользнула по ее плечу. И вновь вверху мелькнула тень — девчонка взлетела на дыбы, но было поздно: толчок — рога над головой рвануло в сторону, и мальчишка с поцарапанным носом потащил ее к себе, перебирая в руках туго натянутый тынзей. Тут же ее заарканил за плечи и Женька.