Лебединое озеро Ихтиандра

— Если кто хочет кашу, то вот она! — громогласно объявил мужчина лет сорока, входя в столовую с фарфоровой супницей. — Вам не кажется странным, что ни в одном сервизе не предусмотрен такой предмет сервировки, как кашница!

— Что? — не поняла Лера.

— Кашница, — повторил мужчина, — или кашовница, уж и не знаю, как назвать специальную миску в виде кастрюльки. Но ее нет, поэтому, пардоньте, овсянка подана в емкости, куда наливают борщ.

— Можно разложить геркулес по тарелкам на кухне, — предложил Патрик.

— Не принято, — отрезал мужчина, — здесь не ресторан, а дом.

— Мне без разницы, в чем подают съестное, — засмеялась Лена, — лишь бы вкусно было. Дашенька, знакомьтесь, наш повар Вадим.

Софья покосилась на невестку и поморщилась.

— Очень приятно, — раскланялся главный по кухне, — раз вы новенькая, вам первая порция.

— Каша! — возвестил Гектор. — Каша!

Вадим задрал голову:

— Дуй на пищеблок! Твое блюдце остывает.

— Мерси, мон амур, — ответил Гектор и тенью ускользнул из столовой.

— Супчик, — потер руки Николай Ефимович. — Он с вареньем?

— Деда, там кашка, — поправила старичка Настя.

Я вздрогнула. Девочка издает странные звуки, более напоминающие запись разговора какого-нибудь механизма, чем речь ребенка. Вы когда-нибудь настраивали автоответчик, следуя указаниям, которые бесстрастно раздает вроде бы приятный женский голос: «После… персонального… приветствия… нажмите… звездочку… чтобы прослушать… персональное… приветствие… нажмите… решетку… чтобы запомнить… персональное… приветствие… персональное приветствие… записано»?

Ну вот, теперь вы имеете представление о том, как изъясняется Настенька.

Поповкин схватил разливную ложку, наполнил небольшую пиалу, которая стояла около его чашки с кофе, и радостно объявил:

— Омлет! Обожаю рис!

Настя засмеялась, вернее, просто раскрыла рот, но не издала никакого звука. А я машинально отметила, что дедок сохранил остатки разума. Он не отправил геркулес на скатерть, не плюхнул кашу себе на колени, а весьма аккуратно положил ее в фарфоровую плошечку.

— Отличный геркулес, — похвалила Софья, — не крутой и не жидкий.

— Я старался, — улыбнулся Вадим.

— У тебя получилось, — кивнул Эдуард.

— Молодец, — подхватила Лена.

— Думаю, Вадик не нуждается в особых похвалах, — фыркнула Софья.

Мне стало понятно: свекровь недолюбливает невестку.

— Никогда не ела ничего вкуснее, — пискнула Лера и толкнула Настю.

— Спасибо, — сказала девочка, — это моя любимая каша.

— Все супер, — прошептала Светлана.

Я начала сосредоточенно орудовать ложкой. Овсянка как овсянка, сварена на молоке, и, на мой взгляд, в нее пересыпали сахара. Отчего присутствующие спешат выразить восторг?

— Это же творог! — обрадовался Николай Ефимович. — Сочный, мягкий! Милая, непременно попробуйте. Простите, как вас зовут?

— Даша, — ответила я, — и у вас в пиале каша.

— Лучше сдобрить это кетчупом, — деловито продолжил Поповкин и схватил молочник, доверху наполненный сгущенкой.

Вадим быстро отнял у него кувшинчик.

— Николай Ефимович, примите лекарство.

— Ох, верно! — засуетился старичок, пошарил по карманам, выудил круглую пуговицу размером с пятирублевую монету и попытался положить ее в рот.

Лена встала, открыла ящик буфета, добыла оттуда пузырек с сине-оранжевой этикеткой, вытряхнула на ладонь капсулу и подала Поповкину.

— Спасибо, душенька, — обрадовался дедуля и живо проглотил таблетку.

— Даша только недавно приехала, — проворковала Лена. — Она ничего не знает о доброй Кларе.

— Сейчас расскажу! — обрадовалась Софья. — Видите портрет?

Я посмотрела туда, куда указывала хозяйка. На стене в вычурной дорогой раме висела картина, написанная маслом. Я не большой знаток живописи, хотя полотна Ван Гога от произведений Репина отличить сумею. Хорошо знаю лишь ту живопись, которая представлена в экспозициях крупнейших музеев. Я не искусствовед, но все равно поняла, что портрет написан не вчера, его покрывает паутина неровных трещинок, так называемых кракелюр, а краски слегка потускнели. Центром композиции являлась женщина, одетая в чепчик и темно-синее платье, на ее лице играла улыбка, а руки были протянуты к нищенке, которая держала младенца. Чуть поодаль опирался на посох старик, к ногам которого прижимались две покрытые ранами собаки.

Софья встала, приблизилась к полотну, откашлялась и голосом профессионального экскурсовода завела: