– Вам нет нужды напоминать мне о моем долге, лорд Руквуд. Проведите в отъезде столько времени, сколько необходимо. Передайте мою благодарность вашей матери. – Я отворачиваюсь, слишком раздраженная, чтобы смотреть, как он уходит. Злюсь на Люсьена за то, что он посмел меня расстроить. Злюсь на себя за то, что так легко огорчаюсь. Усевшись у окна, я смотрю на сверкающую воду фьорда. За моей спиной закрывается дверь.
Я сажусь в кресло в размышлениях: о поведении Люсьена, о короле и моей матери, о местонахождении Дикса Флейфезера, пока не появляется Летия. Она прибирается в спальне (обычно не подпускает горничных замка к моей одежде и драгоценностям), и я не обращаю на нее особого внимания, пока не слышу, как она в ужасе вскрикивает.
Я оглядываюсь.
– В чем дело? Что-то сломалось? Застежка на янтарном ожерелье на днях показалась немного хлипкой, но я уверена, что ее можно починить.
– Дело не в этом, – она выходит из спальни, держа что-то в руке. – Это было в одном из ящиков…
То, что она мне дает, похоже на грубо сотканную куклу, из плотной ткани с длинными черными нитками, торчащими из головы вместо волос. Лицо нарисовано: голубые глаза, красные губы. Очевидно, это я. Белое перо – с крыла настоящей чайки, по моим предположениям, – крепится к кукле короткой цепочкой. И еще кое-что…
– Что это такое? – Я указываю на диск из серебристого металла, выпирающий примерно там, где должно быть сердце, если бы кукла была человеком. Летия молча переворачивает куклу: из ее спины торчит конец длинного серебряного гвоздя.
Мой живот сжимается.
– Просто ужасно.
– Это проклятие, Адерин, вот что это такое. Злое проклятие, предназначенное причинить тебе вред… – Она дрожит, плачет и пытается одновременно бормотать про себя молитву.
– Летия, успокойся, – я встаю и указываю рукой на стул. – Сядь и положи эту штуку на стол, – она повинуется, и я приношу ей бокал вина из графина, стоящего на буфете. – Выпей это.
– Но мы должны уничтожить ее, мы должны сжечь ее…
– И мы это сделаем. Но сначала покажем ее гостевому мастеру, – хотя я не уверена, что он мог бы это сделать. У меня бегут по коже мурашки, когда я заставляю себя поднять куклу. В мою комнату не составляет труда кому-либо проникнуть. Горничные приходят и уходят каждый день, как и мальчик, таскающий дрова. У Люсьена тоже есть ключ…
Я вздрагиваю и прогоняю эту мысль прочь.
Летия все еще плачет.
– Не расстраивайся так сильно. Это просто ткань с набивкой. Она не может причинить мне никакого вреда, – на ее лице появляется упрямое выражение, но я пытаюсь снова. – Это не более чем суеверие, вот и все. Честное слово, что бы сказала госпожа Глэб?
Наша наставница – в теории, только моя наставница, но я настояла на том, чтобы Летия сопровождала меня на большинстве уроков, – часто отчитывала мою подругу за древние поверья, выученные ею в раннем детстве.
Я кладу куклу на стол. Понятно, что это не может быть проклятием, но это угроза. Кто-то хочет меня напугать. Кто-то знает, что я обнаружила новую информацию о смерти моей матери, и хочет, чтобы я прекратила поиски.
Но я не собираюсь останавливаться.
Ближе к вечеру мы с Летией идем к гостевому мастеру. Он в потрясении и растерянности и в то же время признает, что мало что может сделать. Он предлагает поставить у моей двери темную стражу, но я отказываюсь. Я не хочу, чтобы им было еще легче шпионить за мной. Потом мы возвращаемся в мои покои и бросаем куклу в огонь. Когда пламя разгорается, я замечаю, что тот, кто сделал эту штуку, не потрудился даже дать ей оружие.
Любопытно. И все же кукла быстро сгорает. Вскоре среди пепла остается только серебряный гвоздь.
Погода меняется. С севера проносятся ливни, и Цитадель, окруженная туманом и водой, остается стоять на своем высоком утесе. Здесь слишком сыро для верховой езды и для полета даже для моей кузины Одетты. Вместо этого она приглашает меня провести обед второго дождливого дня с ней и Зигфридом. Она немного расстраивается, узнав, что я уже виделась с ним, но все же сидит с нами в приподнятом настроении, а ее решимость любить избранника очевидна в каждом взгляде и жесте. Я не вполне уверена, что Зигфрид так же увлечен Одеттой, как она им. Но он обращается к ней уважительно, внимательно, и, поскольку у меня самой нет опыта в такого рода отношениях, я сомневаюсь в своем суждении. С Зигфридом легко разговаривать, и мы втроем проводим несколько приятных часов вместе. На следующий день мы снова встречаемся за обедом. Впервые с тех пор, как я прибыла в Цитадель, я чувствую, что обрела друзей.
Дождь продолжается уже четвертый день. Утром после долгих собраний, устав от заточения, я направляюсь в большой уединенный сад рядом с храмом. Я думаю об Одетте и Зигфриде, гадая, что они делают в этот момент, и как бы мне ухитриться поговорить с Зигфридом наедине, как он внезапно появляется на тропинке прямо передо мной.
– Ваша Светлость, – он улыбается и кланяется. – Какой приятный сюрприз. Вас не хватало сегодня за обедом; надеюсь, вы не слишком много работали. Могу я присоединиться к вам?