– Да. – Я едва слышу это слово, но он слышит меня.
– Тогда докажите это.
Я сокращаю расстояние между нами, поднимаюсь на цыпочки и обнимаю его одной рукой за шею, притягивая к себе. Его голова опускается, наши губы встречаются, и я крепко целую его, просовывая язык между его губами, заставляя его поцеловать меня в ответ. Его руки обнимают меня. И медленно, осторожно я опускаю другую руку с его талии в карман. Мой нож там, твердый и вполне реальный – реальнее, чем то, что я делаю или где нахожусь; я хватаю его, вытаскиваю, крепче сжимаю его шею и толкаю лезвие вверх…
Мой кинжал соскальзывает и падает из моих рук. Зигфрид толкает меня на пол.
Он начинает смеяться. И сначала я думаю, что это шок, что мне удалось причинить ему боль; на его тунике дыра. Но затем он хватает ткань и рвет ее, под ней…
Кольчуга. Но он все равно смеется.
– Неужели вы всерьез думали, что я поверю вам, Адерин? – Смех затихает, и он вытирает рот тыльной стороной ладони. – Неужели вы всерьез думали, что я все еще хочу вас, атратская шлюха? – Его красивое лицо искажено презрением. Он берет мой нож. – Встаньте.
Я с трудом поднимаюсь на ноги. Он хватает меня за руку и толкает вперед, держа лезвие под подбородком, заставляя меня поднять голову.
– Тюрик мне рассказал. Он уже несколько недель у меня на жалованье, и мне не составило особого труда убедить его предать своего хозяина, особенно после того, как я сказал ему, что его сестра находится под моей опекой, – Зигфрид качает головой. – Верность бескрылых так редко подвергается настоящему испытанию. Поэтому я знаю, что вы были в постели Руквуда. Что вы дали ему то, в чем отказали мне. Что ваша добродетель – не более чем притворство. – Он плюет мне в лицо. – И все же, – он немного опускает нож, – вы мне еще пригодитесь.
Я бесполезно сопротивляюсь его хватке.
– Если вы думаете, что я помогу вам, ублюдок, то вы еще более безумны, чем я думала. Я лучше умру.
– О, я уверен, вы передумаете. В отличие от Патруса, который был на самом деле невероятно туп, я взял на себя труд заиметь некоторые дополнительные рычаги воздействия. – Все еще держа меня за руку, с кинжалом моей матери, направленным мне в спину, он ведет меня в спальню. – Откройте дверь.
– Нет.
– Откройте. – Он прижимает острие ножа к коже под моей лопаткой.
Я поворачиваю ручку и толкаю дверь.
На кровати со связанными за спиной руками и кляпом во рту сидит Летия.
Глава семнадцатая
Моя храбрость увядает. Почему она все еще здесь? Почему она не ушла раньше?
– Как?
– Один из моих слуг поймал ее, когда она пыталась сбежать из замка. Вы поступили разумно, отослав ее. Жаль, что только выбрали неудачное время.
Кинжал моей матери впивается мне в спину. Ни для меня, ни для Летии нет выхода, если я не смогу трансформироваться. Я крепко зажмуриваюсь, надеясь, что каким-то образом мое отчаяние окажется сильнее страха и боли; что, может быть, наконец мое тело подчинится мне…
Но нет. Ничего не происходит, не считая издевательского смеха Зигфрида. Мои плечи опускаются.
– Чего вы хотите?
– Мы можем обсудить это по дороге. Тюрик.
Слуга Люсьена выходит из тени. Я с трудом узнаю его: у него стеклянные глаза, а на одной стороне лица кровавые рваные раны. Увидев меня, он резко бросается вперед.
– Ваша Светлость…
– Хватит об этом, дурак, – огрызается Зигфрид. – Помни о своем месте и о том, чем ты рискуешь. Поставь ее на ноги. – Он кивает головой в сторону Летии.
Тюрик несет меч. Он поднимает Летию на ноги; ее руки связаны длинной веревкой, похожей на недоуздок. Тюрик держит конец веревки и приставляет острие своего клинка к ее спине.
– Отлично. А сейчас, пока мы будем спускаться вниз, вам нужно помолчать, Адерин. Малейший звук, и Летия пострадает. Вы понимаете?
Я киваю.
Выйдя из комнаты Зигфрида, мы поворачиваем не к главной лестнице, как я ожидала, а в другую сторону. Впереди нас ждет дверь на черную лестницу, которую мы с Летией использовали под видом горничных, и на мгновение мне кажется, что мы пройдем через нее, но Зигфрид заставляет нас спуститься в подземелье. Мы проходим мимо этой лестницы и оказываемся в тупике.
Зигфрид останавливается перед большой, но ничем не примечательной картиной, наклоняется вперед и просовывает пальцы за раму. Кажется, он что-то ищет. Затем, по рывку его руки, вся рама выдвигается наружу.
За картиной темный, тесный проем. Зигфрид входит и через несколько мгновений появляется с горящим факелом.
– А сейчас, – бормочет он, – вы понесете это. Летия пойдет прямо за вами. Если вы хотите, чтобы она жила, не пытайтесь сбежать.
Он протягивает мне факел, я беру его и шагаю в темноту.
Я оказываюсь на вершине лестницы. Вдоль стены где-то мне по пояс тянется веревка; ступеньки узкие, неровные и скользкие. В воздухе пахнет сыростью и пылью, в горле горечь. Когда картина закрывается, запечатывая нас внутри, пламя факела становится синим.
– Пошевеливайтесь.