Лебединый трон

– Пожалуйста, Зигфрид, нет…

Рот Зигфрида кривится в рычании…

Он отталкивает Одетту от себя и бросает на землю в тот же миг, когда Тюрик бросается вперед. Королева с яростным криком по ошибке ударяет своего брата, оставляя кровавую рану на лице Зигфрида, затем поднимает свой собственный нож, вытягивает руку, затем опускает лезвие вниз и направляется к Одетте…

Тюрик хватает королеву за руку. Какое-то мгновение он держится, крича, когда ее кожа обжигает его, но Зигфрид оттаскивает его, и королева вонзает кинжал ему в грудь. Зигфрид тащит сестру прочь, через дверь в королевские покои. Захлопывает ее за собой, после чего темные стражники начинают ломать ворота.

– Сейчас же за ними! – Арон кричит на ближайших к нам охранников. После секундного замешательства они бросаются к замку.

И, наконец, наконец-то, я могу думать о Люсьене.

– Немедленно отпустите лорда Руквуда, – когда один стражник спешит вперед со связкой ключей, я требую плащ у другого. – Помоги мне с ним, – Люсьен стонет, когда я накрываю его израненную спину плащом. Когда все кандалы сняты, охранники поддерживают Люсьена, чтобы он не упал, и медленно опускают его на траву. Я натягиваю на него плащ, укрывая его, и кладу его голову себе на колени.

– Люсьен? Вы меня слышите?

Его веки трепещут, потрескавшиеся губы шевелятся, но он не издает ни звука.

– Воды! – Я рявкаю на охранника, который дал мне плащ. Он убегает и через несколько минут возвращается с железной чашкой. Я слегка приподнимаю голову Люсьена и помогаю ему выпить.

– Адерин…

Мои плечи опускаются, и я убираю волосы с его лица.

– Теперь вы в безопасности.

– Вы спасли меня. – Его голос едва слышен.

– Я же сказала, что спасу.

Он улыбается.

– Вы это и сделали… А теперь мы можем вместе вернуться домой в Атратис.

Я не отвечаю.

Поморщившись, Люсьен подносит пальцы к моей щеке.

– Почему вы плачете, любовь моя?

– Потому что… – Но я не могу сказать ему, что я замужем. Еще нет. Вместо этого я наклоняю голову и целую его. – Я плачу, потому что счастлива. Я счастлива, что вы все еще живы, а Зигфрид ушел. – Я улыбаюсь сквозь слезы, потому что и то и другое – правда.

– Ваша Светлость.

Я поднимаю взгляд. Рядом ждет врач и слуги с носилками. Я киваю, и слуги – в тяжелых перчатках, как и темные стражники – опускают носилки и осторожно поднимают на них Люсьена. Я встаю на ноги.

– Мы хорошо о нем позаботимся, – заверяет меня доктор, с тревогой наблюдая за мной.

– Конечно. Я ожидаю, что меня будут регулярно информировать о состоянии лорда Руквуда.

Доктор кивает и ведет слуг обратно в замок. И мне интересно, смогу ли я когда-нибудь снова поцеловать Люсьена.

Темные стражники поблизости наблюдают за мной.

– Возвращайся к своим обязанностям. И кто-нибудь, – я указываю на ванну с извивающимися бурыми червями, чувствуя, как мой рот кривится от отвращения, – уничтожьте этих тварей.

Прошло семь часов. Или, может быть, восемь; изнеможение утяжеляет каждое движение. Но каким-то образом – вероятно, из-за ощущения неопределенности, острого, словно лезвие под ребрами, – я все еще бодрствую. И должным образом одета. Я немного посидела с Летией и, поговорив с врачами о ее шее, отправила одного из пажей в Мерл за рецептом крема, который мы там используем при ожогах. Кем бы ни был мой отец, он был превосходным химиком.

Между тем Собрание начало рассматривать переданные мною письма. Они допрашивали меня почти три часа. После моего описания комнаты кого-то послали искать тело убийцы-ястреба. Другим поручили обыскать апартаменты королевы и комнаты Зигфрида в поисках новых улик; сами убийцы обратились в бегство, прежде чем стража успела их поймать. Их одежду нашли у открытого окна, но это было все.

Тюрик мертв.

В Бритис, Фениан и Ланкорфис были посланы гонцы, призвавшие своих защитников в Цитадель; защитники, как и Собрание, должны рассмотреть вопрос о престолонаследии и решить, какие шаги следует предпринять против Олориса.

Я боюсь, что грядет война, что бы мы ни сделали.

Я отправила еще одно письмо домой лорду Ланселину с просьбой как можно скорее присоединиться ко мне. Мне нужен его совет. Я также хочу, чтобы он был здесь, чтобы заботиться о своем сыне. Люсьен достаточно страдал, физически. И я вскоре сделаю ему еще больнее. Но он не должен слышать это от кого-то другого.

Люсьен сидит на кровати и читает, когда я заглядываю в его комнату.

– Я думала, вы спите.

Он откладывает книгу и улыбается мне.

– Я спал бóльшую часть дня.

Я надеюсь, что так оно и есть. Я улыбаюсь в ответ и сажусь на край кровати. Синяки на его лице все еще выглядят свежими, а его туловище, запястья и шея обмотаны повязками.

– Как вы себя чувствуете?

– Я бы солгал, если бы сказал, что у меня не болит спина, – он скорчивается. – У меня все болит. Но врачи дали мне что-то, чтобы облегчить состояние. Чтобы сделать его менее… болезненным. – Он берет меня за руку. – Когда вы приехали, и я увидел, как вы преобразились… Мне показалось, что я сплю. Что я наконец сошел с ума от жажды и пыток. Но я был рад. Потому что даже если это была фантазия, это означало, что я вижу вас снова. В каком-то смысле.