Лебяжье ущелье

Юрий принял эти слова за проявление милой девичьей строптивости, он и не подозревал, насколько искренней была сейчас его очаровательная любовница! Она нисколько не ревновала его к жене, ведь та была такой серой, такой неинтересной, словно три года валялась за шкафом! Но она ревновала его жену к ее деньгам, к мягкой и теплой постели, в которой она спала, раскинувшись, в то время как Тоне приходилось отдаваться своему возлюбленному на жесткой и холодной скамье, и мириады комаров в это время атаковали их!

– Я на тебя не сержусь, – сказала Тоня, бросив вскользь взгляд на Юрия. У того тряслись губы, он был положительно жалок. Любовная страсть довела этого внешне рационального, но слабого по сути своей человека почти до срыва, его нервы, его мысли целиком были подчинены этой женщине, и она, почувствовав это, ослабила давление. – Но она слишком уж нам мешает. Может, она поедет куда-нибудь, хотя бы на время? Отдыхать, путешествовать…

– Да, как же! У нее же тут столько дела! – Юрий скорчил жеманную гримаску, свел губы в куриную гузку, изображая, как ему казалось, Ганну. – «Я всюду поспеваю, все делаю одна, без меня пансионат крахом пойдет…» И потом, она требует, чтобы я повсюду ее сопровождал, таскает меня за собой, как будто я ее собственность! Я ее ненавижу, черт побери! И, если ты хочешь…

Он замолчал, осмотрелся вокруг и понизил голос:

– Если ты хочешь, я… я с ней разведусь.

– Нет, что ты, – мягко сказала Тоня.

– Ты боишься? Боишься, что пропадешь со мной, будешь голодать и нуждаться? Но у меня свой небольшой бизнес…

– Контора имени Лени Голубкова?

– …кое-что отложено, есть квартира в новом комплексе… Ты не пожалеешь об этом, клянусь тебе!

– А ты? Ты не пожалеешь? – вкрадчиво спросила Антонина, и он повесил голову. Да, он мог бы пожалеть, мог бы возненавидеть потом предмет своей нынешней страсти, мог бы бросить ей в лицо горький упрек, и знал за собой это. И она знала, и это восхищало Юрия.

– Но что же нам делать?

– Не знаю, дорогой. – Тоня наконец приблизилась к нему, положила руку на его грудь, и место, куда прикоснулась ее ладонь, моментально запылало огнем. – Но у меня есть одна мечта. Мне хотелось бы проспать с тобой в настоящей постели всю ночь, всю ночь напролет. Заснуть, обняв тебя… Обнять тебя, проснувшись… Разбудить тебя поцелуями… Вот чего мне хочется…

– Погоди, я, кажется, придумал, – отвечал Юрий, тяжело дыша. – Если нет возможности отправить отсюда мою жену, то мы можем уехать сами. Я скажу, что плохо себя чувствую, что мне нужен отдых. Я куплю путевки – все равно куда, туда, где тепло, где пляж, море… И мы с тобой уедем, на две, или на три недели, будем только вдвоем!

– Она тебя не отпустит, милый, – воскликнула Тоня. – Ни за что не отпустит! Заподозрит, что ты…

– Ну, это мы посмотрим! В конце концов, мне наплевать! Хочешь, я сейчас пойду к ней, растолкаю ее, и скажу, что у меня есть ты, что я уезжаю с тобой? Она не посмеет мне сказать ни слова!

– Она так любит тебя, бедненькая… Вряд ли это ей понравится…

Но в Юрии проснулась осторожность. Да, он знал, что Ганна любит его без памяти, но был не совсем уверен, что та согласится делить его с любовницей. Ох, нет! Скорее сдвинет свои подмазанные брови, усмехнется и скажет, превозмогая боль: «Что ж, дорогой, скатертью дорога. Желаю счастья в твоей новой жизни».

– Пожалуй, ты права. Не стоит причинять ей такое горе, тем более что это ничего не решит.

– Вот если бы…

– Если бы что?

Она усадила Юрия на скамью, сама уселась к нему на колени и зашептала, поминутно целуя его ненасытными, жаркими губами:

– У одной моей подруги – я тебе о ней раньше не говорила – был друг. Бизнесмен. И у него была жена, старая, гадкая, да еще и алкоголичка вдобавок. Жену он не любил, а любил как раз мою подругу. Хотел жениться на ней, но проблема в том, что все имущество было записано на жену. Так они, бедные, маялись-маялись, маялись-маялись…

– Ну, а дальше-то что?

– Ой, дальше был кошмар. Эта его гадкая жена, она любила выпендриться, и все таскалась на горные курорты – якобы кататься на лыжах, это сейчас модно. А на лыжах ездить не умела, и пила к тому же как лошадь, каждый день в зюзю… Кончилось тем, что она кувыркнулась с подъемника, представляешь? По кусочкам собирали! Все ее деньги достались мужу, и он женился на моей подруге. И стали они жить-поживать, да добра наживать!

По ногам Юрия побежали мурашки, и похолодела кожа головы, как бывало с ним в детстве, когда бабушка рассказывала страшные сказки.

– Ты хочешь сказать…

Но Антонина молчала. Она хотела, чтобы Юрий первым произнес эти слова.

– Ты хочешь сказать, что Ганна… Ганну… Ее нужно убить?

– Ну что ты, дорогой! – Тоня подышала ему в шею, щекой прильнула к щеке. – Какие ужасные слова! Конечно же, нет! Я же не предлагаю тебе бить ее топором по голове, как этот… Ну, который старушку…

– Раскольников, – подсказал Юрий, чувствуя, как ручка любимой проникает ему под куртку.