Лечь на амбразуру

— А чего ж про наркоту говорили? — удивился Гордеев.

— Юра, сказать у нас сегодня можно про человека любую гадость. Обосрать его с ног до головы и при этом не бояться ответственности — это у нас нынче в порядке вещей. Ты что, сам не знаешь?

— Ну все-таки есть же границы… Опять же суд там, моральный ущерб, как говорится…

— Вот именно! Как говорится! — вспыхнул Елисеев. — Я журналист, газетчик. А кроме того, юрист по образованию. Так кто лучше меня знает, как это делается?

— Ну раз знаешь, тебе и флаг в руки. Марш-марш вперед, рабочий народ.

— Я ничего сделать не могу. А ты можешь.

— Что именно?

— Защитить человека, черт побери!

— Не шуми, — успокоил Гордеев. И добавил с улыбкой: — Да и знаешь ли ты, сколько это стоит — защитить человека, если кому-то надо, очень, как я чувствую, надо, чтобы он сидел? Вопрос в другом — навсегда или на какое-то время?

— Я знал, к кому идти, — теперь уже обрадованно вздохнул гость и взялся за бутылку. — Я ему так и сказал, что если что… И как в воду глядел!

Чему он в самом деле-то радовался?

— Погоди трепыхаться, — охладил его Юрий. — Я еще ничего не обещал, а тем более не говорил «да».

— Наплевать! Когда узнаешь, не устоишь, старик! А насчет гонораров или там еще чего, ты, пожалуйста, не волнуйся. Любая сумма, которую назовешь.

— Даже запредельная? — усмехнулся Гордеев.

— Ну, во-первых, ты не идиот, а во-вторых, никогда и в жлобах не числился. Так что дело в шляпе. Скажи, куда и когда подъехать и какую сумму внести. Ну, договор, само собой, чтоб тебе руки развязать… Что еще? А, давай тяпнем побыстрее, пока ты не передумал! Мы же, со своей стороны, полностью гарантируем тебе и карт, и бланш, и все, что душа потребует, включая…

— А ты не торопишься, старичок? — с иронией поинтересовался Гордеев.

— Старик, времени совсем нет, уроки надо учить!

И они расхохотались. Хотя ничего смешного в том, что просил Женька, не было, а сам Юрий интуитивно чувствовал, что, кажется, зря впутывается в совершенно ненужную ему историю…

Глава третья ЖУРНАЛИСТ

В бедах, обрушившихся на голову своего шефа и в немалой степени товарища, Евгений Елисеев виноватым считал себя. Но — в глубине, как говорится, души. Потому что каяться перед Гордеевым он не собирался, да этого, в общем, от него адвокат и не требовал.

А произошли все неприятности, закончившиеся для генерального директора одного из крупнейших в Сибири комбинатов Алексея Евдокимовича Минаева, ученого-экономиста, человека решительного и не любящего идти на компромиссы, водворением в следственный изолятор номер два, именуемый в просторечии Бутырками, видимо, по той простой причине, что кому-то сильно не захотелось, чтобы эта перспективная личность участвовала в губернаторской гонке.

— Ну что, скажи мне, — размахивая руками, объяснял Елисеев Гордееву, — могли бы с ним сделать в том же Белоярске? А ничего! Ты выйди на улицу и останови любого. Спроси, как он относится к Минаеву? Знаешь, что ответят? А то, что при нем комбинат на ноги снова встал. Как когда-то, при советской еще власти! Когда у всех и работа была, и заработки вполне приличные — даже для Сибири, когда работали ясли и детсады, когда лечили и посылали рабочих в профилактории и в сочинские с ялтинскими санатории бесплатно! Ну, почти бесплатно. Тот же тридцатник — не деньги… А потом все это пропало, все — коту под хвост! А Минаев начал постепенно, не сразу конечно, поднимать завод заново. Мало того что городскую администрацию практически содержит, он еще и на рынок стал выходить! Получил возможность дополнительный доход, помимо того, что государству отстегивает, на своих же рабочих тратить — на улучшение условий труда, на зарплаты и так далее. Я знаю, я писал об этом…

— Ну, если он такой распрекрасный и прогрессивный, на фига ему, извини, наркотой баловаться? Ты ведь про это говорил?

— Юра! Какая, к черту, наркота? Да есть ли у него вообще время на кайф? Ты ведь не представляешь, что такое производство, подобное тому, которым командует Алексей!

— И век бы не знать, — буркнул Гордеев. — Но это все фигня, а ты-то откуда узнал, что ему инкриминируют найденную при нем наркоту?

— Да я ж своими глазами видел!

— Интересно, как это?

— Запросто! Как все у нас делается при очень большом желании, — прямо-таки окрысился Елисеев.

И то, что рассказал Евгений, поминутно перебивая сам себя — как видно, от естественного волнения, — показалось Юрию Петровичу чрезвычайно странным. И даже отчасти фантастическим. Впрочем, Женька личность была известная в свое время в смысле темперамента, похоже, он и на сегодняшний день не сильно изменился. А тогда, как говорят, все рассказанное им надо поделить на четыре, а из оставленной четверти убрать эмоции и только после этого поглядеть в остаток…