Лечь на амбразуру

Спросил потом у полковника: «Он хоть пожалел, что покидает ряды, так сказать?» Какой, к черту! Уже отыскал себе, сукин сын, какую-то частную структуру. И зарплата там стоящая, и забот тебе никаких, а главное, сказал, дураков над твоей головой нет. С намеком, конечно, сказал, мерзавец… Вот полковник и обиделся. А надо не обижаться, но — воспитывать! Совсем, понимаешь, забросили вопросы воспитания кадров! А теперь жалуются: не с кем работать!

Сам Толубеев себе подобных вопросов не задавал. Он знал, с кем может работать в низовых звеньях. А вот на некоторых начальников — и это тоже стал понимать в последнее время — положиться, оказывается, нельзя, могут подвести, подставить. Шибко умные и шустрые становятся.

Андрей тут высказался в том смысле, что операция не завершена. Ничего не возразишь. Были у Ивана Ивановича, конечно, соображения, но сам он не хотел принимать на себя окончательное решение. Опять же и оплата должна быть соответствующая, не из своих же средств оплачивать хорошее настроение сибирского губернатора. Даже если он приятель тебе. Придется снова лететь.

Нет, что лететь, проблем особых не предвидится. В нынешних условиях всеобщего подозрения никто из руководящего состава не желает отчитываться перед главным начальством в планах будущих операций, достаточно краткого доклада о результатах. А как там, и что — это уж твои проблемы. И он решил позвонить Гусаковскому, чтобы предупредить о своем прилете в Белоярск. Он даже решил, что и форму надевать не будет, не нужно лишнего шума и фанфар. Дело — важнее.

А еще ему вспомнилась та весьма любезная дамочка, коей обычно потчевал его Андрей, как дорогого гостя. Ох, и ловка стервозочка! Ох, до чего шустра и обильна ласками… А Иван Иванович был уже в том возрасте, когда, полагал он, уже не сам мужчина, а женщина должна проявлять инициативу во всем. И Лидия это хорошо умела, да-а… Вот и еще повод навестить товарища.

…Они сидели будто на знаменитом совете в Филях. Только оба в гражданской одежде. Гусаковский давно уже сменил китель на пиджак, но чувствовал себя по-прежнему человеком военным, а вот Толубеев его удивил. Он вообще, казалось, не снимал своего генеральского мундира и в обычном костюме будто терял что-то, значительность, может быть, солидность, особую строгость…

И прилетел один, без привычного сопровождения. Сказал, что не хочет лишней болтовни. А какая там болтовня? Его и сам Гусаковский, сидевший в машине возле трапа прибывшего самолета, не сразу узнал — мешок мешком. Невидный какой-то. Даже и мысль не могла бы прийти, что этот вот, спускающийся по трапу, на самом деле важная фигура в министерстве, а кое для кого и гроза, страшней которой не бывает.

Как обычно, вперед была выпущена Лидия, которая уже одним своим присутствием умела создавать нужное настроение. Растворялись инспекторские души от ее невзыскательной лести: «Батюшки, как вы прекрасно выглядите!.. Да вы просто помолодели с прошлого вашего приезда!.. Так приятно встретиться снова!» — ну и все такое прочее. Перед Иваном, конечно, не стоило разыгрывать спектакль, но раз уж повелось, пусть…

И хмурое настроение генерала, с которым он прилетел из Москвы, быстро рассеялось.

Почему хмурое? Да все то же — новая метла, чистка, внутренние разборки… Неспокойно в министерстве, ждут перемен, а они для многих весьма нежелательны. Опасаются резких кадровых перестановок. Новый министр, по достаточно уверенным слухам, собирается навести порядок среди своих заместителей, значит, позовет варягов из провинции, а хуже этого ничего быть не может. Появятся свои амбиции; устраиваясь на новых стульях, варяги станут и соответствующие кадры подбирать под себя. А кто больше всех страдает в аналогичных случаях? Да прежде всего те, кто «на земле» работает — оперативники, профи высшего класса!

Толубеев изрекал известные истины с искренней горечью, будто сам всю жизнь провел «на земле», будто в операх до сих пор бегает. Но Гусаковский-то знал, что ничего подобного и близко не было. Никогда. И получал свои очередные звезды на погонах Иван, не выходя из служебных кабинетов. Однако если ему угодно выразить свое недовольство кадровой политикой нового министра — это его личное дело.

По себе самому, по своему прошлому, хорошо знал Гусаковский, что генеральское недовольство происходящими ведомственными переменами, как правило, опирается на сплетни. И это уже может представлять интерес. Как и всякий анекдот, четко сохранявший в себе и передающий потомкам самую суть конкретного времени.

Ну вот, к примеру, поскольку речь зашла о прекращенном деле Минаева, очень было любопытно услышать Гусаковскому, что у адвоката, получившего достаточно приличную сумму за освобождение задержанного с поличным, то есть с наркотиками в кармане, директора «Сибцветмета», оказывается, полным-полно дружков-приятелей в Генеральной прокуратуре. А те поговорили, посидели за коньячком разок-другой, да и прекратили уголовное дело. Кто нынче может, тому все просто!