Моя жена хорошо понимает это, старается тянуться за мной.
Тоже бодрствует и телевизор посматривает, да на меня изредка уважительно поглядывает.
Но она — не на диване, а на стульчике притулилась. Диван хоть и большой, но рассчитан на двоих. Третьему на нем места нет.
— Ну, ты хоть расскажи, как там что было? — не выдерживает она и начинает приставать ко мне с расспросами.
Я форс держу. С рассказом не спешу. Чайком наслаждаюсь.
Она терпеливо ждет. Она понимает, что не каждый день я хожу на лося.
— Как, спрашиваешь, что было? — медленно и с большим достоинством произношу, полагая, что пора и голос подать, а то можно и переиграть. — А было элементарно… Пока пьяные охотники стреляли куда попало, я вмазал лосю как раз промеж глаз!
— Врешь!
Она смотрит на меня пренебрежительно, словно я какой-нибудь мелкий лгунишка.
— Не лгу! — сохраняя достоинство, твердо говорю я.
— Откуда там пьянь возьмется!? Там одни благородные люди!
— А я вот трахнул его без всякого благородства.
— А где тогда мясо?
Ишь ты бестия! Мясо ей подавай!
— Мясо в коопторг сдали. Так полагается!
— Вот и заврался! — радостно кричит она. — Охотникам все равно мясо дают! — и с великим удовольствием передразнивает меня. — Так полагается!
— Ну, не стал брать, — тихо и почти виновато роняю я.
— Это как так не стал?! — вскинулась она и посмотрела на меня теперь уже так, как смотрят на не совсем нормальных людей.
— Видишь ли… — я отвожу взгляд от телевизора. Я опускаю глаза. — Видишь ли, убивать надо учиться с детства… Все это оказалось выше моих сил.
— Так ты убил лося или болтаешь? — гневно сверкнула глазами супруга.
— А ну тебя к черту! — теперь уже злюсь я. — Звони ты этому… ну тому самому, к которому ты меня с коньяком посылала. Он подтвердит мои слова.
— И позвоню!
— И звони!
Она хватает трубку и торопливо набирает нужный номер.
«Этот» дома, и наконец до него доходит, о чем его спрашивают.
Естественно, он говорит: «Твой завалил зверя». Конечно, он так говорит, потому что жена, открыв рот, несколько секунд стоит как парализованная. Она не может сообразить, как это я, такой маленький и невзрачный, завалил лося. Но вот она вспоминает, что у меня есть ружье, и улавливает смысл сказанного. И тогда в ней во весь голос начинает говорить ее практичность.
— А почему же вы оставили его без мяса?
«Этот» ответил, что я отказался не только от мяса, но и от рогов. Бесспорно, он так ответил, потому что жена сразу же воскликнула:
— От каких еще рогов?
«Этот» наверняка пояснил, что лось был с рогами, а за хороший выстрел охотнику полагаются рога, и наверняка объяснил, почему я отказался от премии.
— Чего, чего у него много? — упавшим голосом переспросила супруга.
«Рогов у него много!» — бесспорно весело и с садистским удовольствием повторил «этот».
Жена потускнела и почти сразу же положила трубку.
Несколько секунд она стояла в глубокой задумчивости, а потом как грохнет кулаком по столу!
Кира словно ветром сдуло с дивана, а я захлебнулся чаем.
— В общем, так! — довольная произведенным эффектом, почти спокойно сказала она. — Ноги твоей больше в лесу не будет!
— Я и не рвусь в лес, но ведь ружье-то надо оправдывать.
— Ружье будешь оправдывать осенью, на озере, как я сказала!
Там кругом вода, людей нет, и не перед кем тебе будет позорить меня!
— Да о чем ты? — изумился я.
— О рогах, — сердито бросает она.
— О каких таких еще рогах?
— Ну, какие у тебя могут быть рога? — пренебрежительно фыркает она. — Только те, которые я тебе наставляю… якобы.
— Ну, что ты, милая! — пытаюсь я успокоить ее. — Как это такое могло придти тебе в голову?! Я ведь не эти рога имел в виду.
— А какие?
Я опять отвожу глаза от телевизора. Я скромно потупил взгляд и тихо, без пафоса сказал:
— Ну, те самые… на которых, помнишь, я до стенокардии иногда домой приходил.
Лицо супруги светлеет. Конечно, она это прекрасно помнит, и уж она тут совершенно ни при чем!
Когда мы все четверо, наши собаки и их хозяева, в очередной раз сошлись на поляне, Гелия первым делом спросила:
— Ну, как охота?
И улыбнулась. Ехидно так. Она все еще сомневалась в моих способностях. Ну да бог с ней. Главное, что не злопамятная. Улыбается. И у меня рот — до ушей.
— Охота что надо! — охотно отвечаю. — Лося вот прошлый раз завалил.
И грудь- вперед! А краешком глаз на пса своего смотрю.
Его хвост так и ходит ходуном. Бесспорно, и собаке скучно одной на поляне. Даже Эльде мы рады. А может, Раде?… А может, Даре? А черт их знает! Кобель есть кобель. Какая ему разница. Одним словом, сукин сын — и ничего другого тут не добавишь! Ну и она тоже хороша! Так и стелется перед ним. О, мир животных инстинктов!
— Вы его убили? — доходит до моего сознания вопрос Гелии.
Загляделся на собачью эротику, размечтался…
Я опять- грудь вперед, и не без хвастовства воскликнул:
— А то как же!
— Какой вы все-таки жестокий.
— Опять двадцать пять! — я насмешливо качаю головой. — Не более жестокий, чем все остальные.
Она не спорит. Значит, соглашается. И смирившись с убийством лесного гиганта, спрашивает:
— А как же вы тащили его из леса?