Лечение водой

– Нет, – она посмеялась слегка. – Я имела в виду… хотела рассказать тебе кое-что, – и тотчас прибавила предвосхищая: – Если ты против, можно я просто посижу?

Она бросила взгляд на его ноутбук. Тот сейчас шумел, но экран был выключен – ноутбук стоял на тумбочке под зеркалом. И черный экран так резко контрастировал с закатными лучами – их оранжевые и сверкающе-прозрачные грани (тоже с оранжевой окантовкой), – казалось, лучи сделаны из стекла… но почему экран ноутбука не отражал ни одного? Только зеркало преломляло тона.

– Хорошо, рассказывай.

– Спасибо… – она села на край кровати, спиной к Гамсонову.

Да, Марина чувствовала, ей надо выговориться, только не была уверена, что получится, ведь Гамсонов опять может начать прикалываться.

– Я хотела рассказать тебе… наверное. Я не знаю…

Марина остановилась… потом с усилием начала:

– Кристинка и Витек… они… настраивают против меня.

– Это я уже слышал.

– Они сочиняют про меня всякую лажу… не буду говорить, что, но… еще сказали Илье, что я продала часть вещей, которые он мне дарил… и всякое такое прочее. Илья… он же любит меня, понимаешь? Он действительно меня любит, – у Марины опять навернулись слезы на глаза.

– Я вижу, – сказал Гамсонов.

– Видишь? По этой ссоре, которая была?

– Нет. По тебе, – ответил Денис.

Марина обернулась и посмотрела на него.

– По тому, как ты говоришь. Сейчас я вижу, что это действительно так, – серьезно подтвердил он.

– Илья… Господи, я никогда не думала, что он поверит им, – она хлопнула руками по коленям как-то растерянно. Будто выверяла каждую фразу. – Никогда не думала… Да нет, он вряд ли мог им поверить, я не знаю… Но ты не представляешь, как это… – она выдержала паузу и потом выдавила: —… больно. Но и все остальные, не только Илья… Лешка, Марат… если их у меня отнимут… не могу даже вообразить – я так к ним привыкла. Да, я их не люблю… Илью… не знаю, люблю или нет. Но я привыкла, понимаешь? Они – все, что у меня есть.

Говорила Марина без капли смеха. И Гамсонов вдруг почувствовал… поневоле проникается к ней симпатией и расположением.

Потом она стала объяснять, как всегда вуалирует про себя и оправдывает – не смотря на то, что прекрасно понимает, что по большей части продает себя. Но ее «котики» ведь чувствуют взрослую жизнь, а так сидели бы без мозгов и без дела.

– Мозгов-то, я думаю, у них все равно мало.

– Конечно, – она кивнула. – Но в любом случае… чтоб ты понимал, как я себе это объясняю… – она вздохнула. – Они дают мне деньги на еду и шмотки, а я плачу заботой и контролирую… Да, речь не идет о любви, но…

Мне очень больно терять это, Денис. Ежели все рухнет… не знаю, что вообще делать буду. Я привыкла к укладу.

– К укладу?

– Ну а разве это не уклад? Они ведь не стали бы работать, если б я их не пинала… И не придумывала всякие ухищрения.

Гамсонов сказал: может, самой пойти работать?

– Возможно, возможно… Наверное, это даже и хорошо было бы, ты прав… Но я все равно не хочу их терять.

И потом Марина признала: а может, ее просто мучит ревность из-за Кристинки, дело в этом. Но скорее всего, все вместе.

– Они все знают друг о друге? – Гамсонов сказал больше утвердительно.

– Ну естественно. Я прекрасно понимаю, что это не любовь… Я знаю, что такое любовь, Денис. Но я просто… – Марина остановилась… и как бы заключила опять: – Илья любит меня. Я уверена, что любит – я это чувствую. И даже не имеет значения, что он дарил мне и покупал просто так, а не когда я просила… но и это тоже правда. Да ведь все эти отношения… я не ради себя это делаю.

– А ради кого?

– Ради матери.

Но тут Марина уже усмехнулась – как если бы не совсем верила в свои слова.

Гамсонов молчал.

– Да, они все знают друг о друге. Но конечно, мне приходилось много чего не говорить о том, что параллельно происходит. Иногда я просила деньги, а объясняла по-разному… и с помощью этого Кристинка сейчас и пытается… ну ты понимаешь. Витек, видимо, любит ее… а может, просто хочет отомстить мне – не знаю… Ну и пусть катится.

Гамсонов смотрел на Марину. Она так и сидела к нему спиной, и к ее плечу ответвилась белая цепочка из трех световых шаров. Они были четкими: большой, потом средний – с розовым ромбом в сердцевине, и самый маленький, прямо возле плеча… он был чуть просветленнее, прозрачнее остальных.

Три шара по отдельности и, в то же время, выглядели, как «преемники» друг друга.

Световая цепочка тянется к Марине… или наоборот отходит от ее спины? И то, и другое…

И было впечатление, что эти шары никуда не сместятся, не изменят положения… Марина… она сидит, рассказывает Гамсонову, неторопливо… в этой комнате, в закатном свете…

Гамсонов подумал: она ведь провела почти все свое детство в этом городе. На этом дворе среди кленов-торшеров. Здесь она была ребенком и взрослела, обретала отношения, теряла – как и все. И менялась и именно здесь, в этом покое света, жизнь сделала ее такой, какая она теперь… А значит…

* * *

Цепочка шаров действительно никуда не сместилась – прошло десять минут, они просто погасли, растворились – и тотчас в комнате проступила неясная сирень вечера.

Воздух померк.