«Я что, должен теперь Ире позвонить? Не буду, никогда!!.. Я не люблю ее! Никогда этого не будет!!» – Костя весь исходит внутри от презрения и желчи и боли – его унизили, все изрубили, а теперь раскачивают…
Он исходит от кислоты, от взмывающей гордости – вышагивая, шагая, шагая по комнате.
Потом вдруг останавливается…
«Позвонить
…тогда завернут в журнале Уртицкий там все контролирует у них договоренность с Молдуновым это все просчитано… позвонить в журнал и рассказать? Никто не поверит меня там не знает никто не знает…
Нет, не буду звонить!»
Костя ходит, шагает, позвонить, позвонить Молдунову, узнать… –
Рассмотреть – на потолке, там – на потолке! – узнать, позвонить – ходит, шагает – тихонько-быстро тент неизвестности идет по потолку за Костей и все накрывает.
Позвонить в журнал, рассказать – пролить свет, открыть им глаза… – «я никого там не знаю, не поверят».
Позвонить, узнать, что с романом… –
«Не могу ни за что ухватиться!» – туман, туман на потолке.
Костя боится, боится и ходит, шагает – узнать – и «тент» тихонько-быстро следует за ним по потолку,
Как внезапно появился этот тент! Сначала недоговоры:
И вдруг все выплыло наружу!
Все зависит от Уртицкого, конечно!
«Он не пропустит меня! Если только я…»
Костя ходит, ломая руки: «Что же делать, что делать?..»
Позвонить, узнать, – ходит по комнате: что же делать, что делать – на потолке, разглядеть – узнать, узнать, что с романом!..
«Я никого не знаю в журнале мне только уже ясно скажут, что не будут печатать – это будет уже все, все раз так напрямую откажут, боюсь, боюсь… Молдунов?..»
Позвонить в журнал – Костя ходит, смотрит – на потолке –
«Я отправил на премию «Феномен»!» – Уртицкий тоже там решает.
«Уртицкий там рецензент… приходящих на конкурс работ… и жюри – сплошь его соратники-друзья. А если нет… все равно он может повлиять, прохиндей».
Скачки, скачки, болевые прогибания в груди –
Скачки, скачки души… а тент все поглощает, чтоб улеглось, устаканить, мягонько подчинить.
«Уртицкий втихую, закулисно сказал… в журнале и в премии… что берет на себя продвижение романа… позвонить Ире… и если не соглашусь… что если он скажет Молдунову, что я и с ним стал спорить? И тот поверит, конечно, бездарь, идиот. Все завернется и еще мне дурную славу Уртицкий сделает! Что если он скажет что-нибудь такое… нагадит, и я уже не смогу пробиться… никуда…
Что же делать, что делать?» – ходит, ходит, ломая руки.
Страшное холодное опустошение и боль. «Как, как это может быть?!! То, что происходит… это просто…» расклинивающая боль.
«Никогда, никогда не продамся!»
И вдруг это осторожное, мягкое чувство, что он не может не считаться с Уртицким, надо быть аккуратным – «а то я испорчу себе репутацию. В литературных кругах». –