Читаем Лечение водой полностью

Тут она увидела Гамсонова, он смотрел на нее с любопытством и чуть перепугано, – и тотчас отвернулась в сторону, смущенно улыбаясь его взгляду. Потом вдруг резко посмотрела, вскинула подбородок.

– Ну что?

Гамсонов пожал плечами. Неуверенно. Его правая рука была отставлена и за пальцами сияли краешки листьев – от лучистого кленового полушария вдалеке; за оконным стеклом.

Марина глядела на Гамсонова. Она чувствовала и смущение и пренебрежение – от того, что он услышал ее ссору.

Но Гамсонов ведь не мог не слышать!.. Как она разъярилась…


– Смотри, что он ублюдок сделал, – она подошла, показала локоть, на котором виднелся короткий ярко-розовый ожог, – видал? Вот придурок… ауч… господи, как жжет… – и тут вдруг снова прямо посмотрела на Дениса, усмехнулась, – нет, это не то, что ты подумал. Мы не занимались садо…

– Ну иди, под воду подставь.

– Под воду? – переспросила Марина; инстинктивно.

– Под холодную воду, – спокойно подчеркнул Гамсонов.

– Точно. Ты тут, Денис, угадал, – послышалось замечание Натальи Олеговны – деловитое, издалека; с кухни.

«Что я угадал?» – подумал Гамсонов.

А Марина опять вспомнила, каким он показался ей вчера. Этот дух здорового, материального промысла, исходивший от него. За благородной улыбкой, в которой было что-то застенчивое… но и главенствующее. Из Дениса никогда не получилось бы выдергивать деньги – резкими, внезапными окликами: «дай сотню!», «дай пятьсот!» – как она часто это делала со своими любовниками.

Она вышла из комнаты.

– Что случилось, Марин? – Наталья Олеговна только сейчас поинтересовалась, хотя, конечно, слышала всю ссору.

– Витёк накалил мой рок-напульсник зажигалкой и приложил. Урод, по-прикалываться решил с утра… ауч…

II

Гамсонов прошел на кухню и стоял теперь в дверях.

Плиточная кухня была наполнена утренним янтарем, и Наталья Олеговна в бело-оранжевом халате на фоне балконной двери, в которой стоял молочно-янтарный свет.

– Денис, ты не сможешь один позавтракать. Я только через двадцать минут буду – этого ведь мало? – Наталья Олеговна не двигалась с места.

Маринина вспышка сбила Гамсонова с толку. Легкий ступор, он не мог понять, зачем пришел сюда: он не завтракал первые три дня, он вообще не привык, и жизнь в одиночестве с успехом это поддерживала: в основном он только что-нибудь «перехватывал» на ходу, когда ехал по очередному заказу, и так ежедневно, в течение пяти лет.

– Да, я лучше… – он махнул рукой.

– Так ведь ты не завтракаешь, – спокойно сказала женщина.

– Что?

Пауза. И в этот момент, из ванной, сквозь шум льющейся воды послышался жесткий возглас:

– Я уже сейчас иду, ма!

– Ты не завтракал ни разу за первые три дня, – голос Натальи Олеговны не изменился. Она улыбнулась, – я буду только через двадцать минут, – посмотрела на увесистый будильник, стоявший неподалеку от мойки; на его звонке застыло два ромба солнечного света – как косящий свет фар. – Уже через восемнадцать… еще время не прошло после того, как я выпила воды.

Женщина двинулась с места – молочная полоса на ее спине скользнула вниз, сошла.

Весь пол и стены были сейчас будто выложены десятками дон – солнечных отражений, маленьких и побольше. Такие свежие, веселые, прозрачные – казалось, вот сейчас заколеблются. Но нет, пока не двигались, а потом стали накладываться другие светло-желтые фигуры… тотчас застывая, как намалеванные.

– Садись за стол, Денис.

Гамсонов помедлил; потом сел. Плеск воды в ванной затих.

– Вот идиотство… – выдавила Марина, выходя из ванной и обтирая покрасневший локоть полотенцем.

Пройдя в кухню, она сказала матери:

– Ты своим водным режимом скоро смоешь себя в унитаз.

Марина плюхнулась на стул рядом с Гамсоновым. Стервозная досада у нее отнюдь не проходила, а только крепла, когда она соединяла в памяти несколько последних эпизодов с Витьком. Ведь все его наезды и такие вот штучки и приколы как с рок-напульсником начались еще до их отьезда в Т***. Он что, совсем перестал уважать ее? – Марина не могла в это поверить. Но все же… Да, это же видно – невооруженно – что он стал слишком много позволять себе, подсмеиваться, издеваться. И сегодня… нет, это перебор – Витек последнее время совсем обнаглел. Что-то здесь не то – что он так обнаглел…

– …Надо пить воду за тридцать минут и через два часа после еды, – ровно, спокойно объявила Наталья Олеговна. Не обращая внимания на Марину.

– Ублюдок… – заявила та, поглощая гречневую кашу. – Я уверена, он это специально сделал.

Она посмотрела на мать и сказала:

– Мне Пашка Ловчев доложил, что Витек якобы уже давно собирается расстаться со мной. Представляешь? Вот ублюдок, и еще ведь за моей спиной говорит! Обсуждает меня.

– Да не бросит он тебя, не волнуйся.

– А мне плевать, ясно? – Марина бряцнула вилкой. – Я сама его брошу. – Она вдруг резко повернулась к Гамсонову: – Правильно?

Гамсонов взглянул на нее. Марина смотрела на него. А потом сообщила, отвечая его взгляду (хотя он вообще ничего не имел в виду):

– Нет, с Ловчевым я не встречаюсь. Он… слишком тормознутый.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза