Читаем Лечение водой полностью

Страх. «Все, что я думаю – это все не так, – мелькает у Кости. – Это все только мое воображение». Это странное, щемящее чувство контраста между всеми его представлениями, и как Оля вышла к нему теперь, в реальности.

А ведь она просто вышла и улыбнулась. Детскость в улыбке, показала зубы.

– Куда пойдем? – спрашивает Оля.

– Ну здесь, на самом деле… – у Кости перехватывает горло; он смотрит на эскалатор.

Нервический спазм.

– Я тут, на самом деле, мало чего знаю… может, на другую станцию метро поехать? А нет, на самом деле… чего мы сюда приехали и будем уезжать… пошли, может, чё-нить и найдем. Ты тут ничего не знаешь?

– Кажется, здесь «Сбарро» был, – отвечает Оля. Она чуть клонится, смотря на вывеску, и указывает своим маленьким пальчиком. – А нет, это на другой улице. Да пойдем, здесь есть, наверное, «Шоколадница» какая-нибудь.

Когда они поднимаются на эскалаторе…

– Что я тебе еще хотел сказать… – начинает Костя. Он так и не вышел из первой скованности – старается выйти; не смотрит на Олю. – Уртицкий… он же многих дарований кинул. Оставил ни с чем и надул. Вот тебе история прошлого года – он кинул одного писателя… одного парня… Тот узнал, что Уртицкий вошел в жюри одного нового конкурса, отправил свои вещи… Причем те, которыми Уртицкий восхищался. Заметь Оля… – Костя специально поднимает палец.

«Надо делать вид… надо делать вид… будто ничего не слу…» – а сам он внутри весь разомлел.

– Так вот… накануне объявления финалистов… их, кстати, было прилично, Оль… человек тридцать… – «Зачем я говорю всю эту чушь?»

Но он чувствует, что не может иначе. Мне кажется, когда-нибудь ты полюбишь меня… – встретимся только вечером… хотела поработать…

– Но еще до объявления списка финалистов… – продолжает Костя. – Э-э-э… Уртицкий явился в студию с одной своей знакомой литераторшей. Она входила в жюри премии «Литиздат», к которой этот парень, ну… был больше прикреплен, что ли, – он чувствует, как разговаривается. – Больше рассчитывал на премию «Литиздат» – вот это точнее. Короче, Уртицкий с литераторшей его расхвалили, сравнили чуть не с Чеховым… представляешь?! Сказали, что у него, мол, божий дар и все такое… – он старается перейти на ехидство и кислоту. Не больно-то получается.

Они уже вышли на улицу.

Костя видит, что Оля слушает и смотрит на него совершенно как обычно. И веет от нее непроницаемостью и равнодушием.

И тут он не выдерживает. Нет больше сил терпеть.

– Слушай, то, о чем мы вчера говорили… – ах, как же ему хочется…

– О чем? – спрашивает Оля.

Костя бросает на нее взгляд, а затем отворачивается и разочарованно-добро махает рукой в сторону; мол: а! – ладно!

«Как только я заговорил о любви… она не хочет».

Он весь разомлел, весь. Робость так жарко прилила к лицу. И все это происходит с ним не смотря на то, что он не хочет отношений – это так, да; действительно. «Надо продолжить, надо продолжить…»

– Ладно, я не закончил… Так вот… после всей этой «расхвалы», дня через два объявили список финалистов… ну этого нового конкурса, куда этот писатель отправил. Он там себя не увидел, но несильно опечалился – раз ему так намекнули и дали понять.

– А что дали понять? – как-то странно спрашивает Оля.

– Ну ясное дело, что… чтобы он не расстраивался, подождал еще немного и отправил в конце года на «Литиздат»… Куда он изначально хотел, понимаешь? И где он ничего не снискал пока – но она более крупная. И Уртицкий как бы дал ему понять, что может повлиять на решение жюри, поняла?

– Да.

– Он же расхваливал его вместе с женщиной, которая входила в состав жюри. Так вот. Парень уже здорово надеялся. Однако так вышло, что «Литиздат» расформировали в конце года. Вот так.

– О ком идет речь? Я знаю этого человека?

– Да. Может, ты его и помнишь. Это тот парень, который встречается с Настей Ливчишиной. Илья Колганов его зовут. Я его совсем плохо знаю и если честно… особо и не горю желанием знать, но… эту историю я помню. Хм… Колганов, наверное здорово возмущался после всего этого. Ну как он умеет… И забито и загнанно одновременно. Он же… специфическая личность. Ты хоть вспомнила, о ком я?

Оля отвечает, что помнит, да. Это такой парень с длинными волосами. Немногим короче, чем у самой этой Насти.

– Ну и что, он возмущался? Высказал Уртицкому все, что о нем думает?

– Вряд ли, – отвечает Костя. – Да и что бы он мог предъявить Уртицкому. Пауза.

– Да этот Илья же незрелый мальчик совсем… – говорит Оля строго, опять равнодушно и даже чуть пренебрежительно.

Незрелый мальчик! – схватывает Левашов.

– А это здесь причем? Я же рассказываю тебе просто суть саму. Но когда я обращался к Уртицкому, я, конечно, надеялся, что у меня будет другая судьба, – оговаривает в довесок.

– Будем надеяться, – говорит Оля.

«Ага! Будем надеяться!»

– Да. Конечно, – отвечает. А затем сдавленно думает про себя: да ведь если его напечатают и дадут премию в двести тысяч… что это изменит?

И озвучивает это Оле.

– Нелегкая жизнь писателей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза