Лечение водой

– Нет. Аттракцион-приключение. Перенести компьютерную игру с головоломками в реальный мир. Думал этим заработать. У меня тогда компа-то не было… странно даже представить, а? – Гамсонов рассмеялся. – Моя мать… она тогда замуж еще не вышла второй раз. Только дружила с отчимом. Денег у нас не было… Но я… часто заходил к кому-нибудь после школы. У кого уже компьютер появился. Так вот, я тогда и играл в квесты. Это было – о-о! Я воще оторваться не мог. Я их и до сих пор люблю. Сами по себе. Саму суть, понимаешь? И потом я на даче сколько таких сочинил, просто на бумаге, и играл с кем-нибудь. Просто объясняешь игроку на словах, где он находится, какие предметы видит. Например, «ты в комнате. Справа от тебя диван. Слева – напольные часы с маятником…»

Марина представила себе золотой маятник, раскачивающий солнечные отражения.

– Ну и потом – полная свобода действий. Собираешь предметы и воздействуешь ими на другие, чтобы новые получить. Открыть новые двери. Но для этого надо здорово поломать голову…

– Да. Я и сама как-то играла в такое. На компе, да. Помню, там надо было снять сетку на теннисном корте, разрезать, прикрепить к длинной палке. Чтобы выловить рыбину из аквариума в доме. Огроменного.

– Вот-вот.

Марина рассмеялась.

– Твоя торговля телефонами и КПК это напоминает.

– О-й-й-й… – Гамсонов нахмурился. – С чего ты взяла? Вообще ничем… Просто потому, что мне нужно соединять и умещать, сопоставлять, чинить?.. Не, это все не то. Поэтому моя работа так примитивна. Наверное, это только мертвый след. Того, что я не сделал.

Марина удивленно посмотрела на Гамсонова.

– Моей мечты…

– А в чем мечта? – спросила она.

– Ну…

Гамсонов сказал, что хотел построить аттракцион в реальном мире. Расчистить площадку в лесу или оборудовать комнаты в доме. Чтобы там были только игровые предметы. Но это слишком тяжело сделать. Ведь если есть часы, то обычные, а не напольные и без дарственной надписи – какие нужны для игры. И камин – где его найдешь? И кто тебе позволит раскапывать настоящую могилу? А сделать ненастоящую… надо, чтобы она выглядела, как настоящая.

– Ну, я хотел, чтобы все было в точности… но мне это не под силу, понимаешь? Выходит, надо придумывать что-то другое. Подстраиваться под реальность.

– И ты решил подстраиваться?

– Не в своей мечте. Я тоже ее любил. Я не хотел себя ограничивать. Поэтому… я ушел от этого – и все. Я так устроен просто. Выходит, я тоже потерял то, что дорого без боли… А вся эта торговля… я говорю: она во-об-ще… ничем не похожа, в том-то и дело.

– Ты вроде как компромисс нашел, – заметила Марина.

– Угу. Но хотел бы я что-то изменить? Я уже так далек от этого… Н-нет. Вряд ли…

Гамсонов поморщился, но вдруг и почувствовал, как всегда фальшивил, когда смеялся над фантазиями.

– Ты вовсе не обычный человек… – тихо призналась Марина.

А сама подумала: «Я и не говорила, что мне хочется такой любви…»

Они были уже рядом с тоннелем. Запах рельсового масла заметно усилился.

Тоннельная темнота теперь не выглядела такой сплошной и непроницаемой – Гамсонов видел рельсовый путь на другом конце тоннеля, неровно, призрачно сиявший, как две полоски смятой фольги среди ржавых холмиков гравия. Лишь восходя к молочной голубизне неба гравий обретал свой привычный цвет. Солнечный шар теперь чуть «откатился» в сторону – к клену, стоявшему немного впереди, на повороте дороги в лес, возле неглубокой канавы с зарешеченной трубой, из которой осторожно стремилась вода.

От поворота, в другую сторону отходила тропинка, спускавшаяся к тоннелю.

Марина спустилась по ней.

Вся внешняя стена тоннеля была сплошь изрисована граффити. Синий, фиолетовый, зеленый цвета на бетоне словно оживлялись от оранжевых солнечных бликов – надписи с черными и молочными границами казались новее. Из свободных пространств внутри букв выглядывал добрый десяток мультперсонажей, большая часть – до боли знакомые, а все же Марина никак не могла вспомнить тех, кого не вспомнила сразу.

Одну из надписей снизу подчеркивал толстенный шприц, наполненный молочно-белой жидкостью.

Марина ткнула пальцем в продолговатую физиономию, выглядывавшую из треугольника внутри буквы «А». Накрашенный ноготь, коснувшись неровностей стены, издал короткий, шершавый звук.

– Откуда этот тип? Где-то видела его по телеку… Голова, как сарделька…

Персонаж был в круглых очках, во фраке и с указкой.

– …до чего знакомо… – Марина обернулась к Гамсонову. – Нет, не могу вспомнить…

Гамсонов, остановившись возле «торшера», наклонял голову то чуть вправо, то влево, потом опять вправо и вверх, стараясь выбрать ракурс, с которого коридор из наслаивающихся листьев набирал максимальную глубину. Потом, отойдя назад, заметил, что солнечный шар чуть нарушен одним кленовым листом. Гамсонову показалось, что лист вдруг резко отклонился в сторону от рыжего ворса, на краях солнца – свернулся, как полиэтилен от огня.

Денис быстро обошел клен, стараясь найти лист среди наслоений… нет, уже ничего не видно.

– Что ты говоришь? – он обернулся к Марине.

Она смотрела на него и не отвечала.