Лечить или любить

В наше время для каждой семьи правильными могут быть разные вещи. У кого-то ребенок ходит в тапках и рисует на стенах (пример про рисунки на стенах приводила я, когда пыталась убедить даму, что именно то, что она делает, повинуясь своим собственным представлениям о воспитании, вполне правильно). А у меня на стенах рисовать нельзя, зато можно бегать в носках…

Глава 37

«Нам не дано предугадать…»

— Можно, я зайду пока одна, без него?

Невысокая женщина с печальным незначительным лицом прошла в мой кабинет. Худощавый юноша, сидя на банкетке в коридоре, проводил ее недобрым взглядом. Маменькин сынок, навскидку предположила я. Растила мать-одиночка. Вложила всю душу. Теперь он вырос, отдалился и хочет свободы. А маменька все таскает его по детским поликлиникам…

— Вы нас не помните? — спросила женщина. — Игорь Масаев? Мы были у вас два раза. Первый раз, когда он учился во втором классе и к нему приставали два пятиклассника. А второй, когда Игорьку было тринадцать и мы с ним совсем не могли понять друг друга, ругались из-за учебы, его гулянок, и все такое. Я помню, вы тогда сказали так: «Разумеется, бывают сыновья более умные, более послушные, более благодарные и т. д. Но у вас этот сын и другого, по всей видимости, уже не будет». Ему сказали другое: «Само собой, бывают родители более понимающие, более богатые, более снисходительные или равнодушные к тому, что выделывают их дети. Но тебе досталась эта мать и никакой другой не будет уже наверняка. Так попытайтесь же, если не понять, так хотя бы принять друг друга». Не знаю, как на него, а на меня это тогда произвело впечатление. И мне стало как-то легче с ним договориться…

Их подросткового визита я не помнила, так как подростково-родительские проблемы в самых разных семьях обычно похожи друг на друга, как шампиньоны в магазине, да и, что греха таить, говорю я им всем приблизительно одно и то же.

А вот тщедушного второклассника, которого, избрав жертвой, последовательно изводили два дурака из пятого класса, я вспомнила. Мальчишка уже попробовал все: убегать от них (они бегали быстрее), жаловаться учительнице (они подкарауливали его одного и следили, чтобы рядом не было взрослых), драться (они, разумеется, были сильнее). Никаких серьезных повреждений, с которыми можно было бы обратиться в соответствующие инстанции, малолетние мерзавцы мальчишке не наносили — так, по мелочам: то вытрясут на пол ранец, то запрут в шкафу для швабр, то покидают от одного к другому на манер ручного мяча… В конце концов парнишка стал отказываться ходить в школу. Родители думали о переводе в другое учебное заведение, но рассуждали резонно: а не найдется ли и в следующей школе кто-то, кто опять изберет их сына жертвой? И что тогда?

— Ты должен их удивить, — сказала я мальчишке. — Они глупые, как собачки Павлова. У них на тебя образовался рефлекс — дергаешь за веревку, звенит звонок. Если ты сделаешь что-то, чего они совсем не ожидают, они испугаются и отстанут.

— А что я могу, чтоб они испугались? — деловито спросил мальчишка. — Они вон какие здоровые.

— А что у тебя получается хорошо? За что тебя хвалят?

— За стихи, — усмехнулся он. — Я стихи здорово читаю. С выражением, лучше всех в классе. На пять с плюсом.

— Отлично, — я «отзеркалила» его кривоватую усмешку. — Значит, будешь читать им стихи…

Тогда, я помню, мы выбрали для декламации юным идиотам «Смерть поэта» Лермонтова. Но чем все это закончилось?

— Сколько лет Игорю сейчас?

— Девятнадцать, — сказала женщина и заплакала, как осенний дождь. Тихо и безнадежно. Впереди зима. И от ее плача у меня почему-то побежали по коже мурашки. — У них там вроде бы есть психолог. Но он согласился только к вам, потому что помнит, как мы к вам ходили. Мы все время боимся, как бы он с собой чего-нибудь…

— Давайте пригласим Игоря, я поговорю с ним, — сдерживая дрожь, предложила я. Где это — «у них там»? В сумасшедшем доме? Точно нет, ведь я — хороший интуитивный диагност, психиатрию обычно вижу на семь футов под килем. У Игоря ее не было…

— У меня — прогрессирующая мышечная дистрофия, — сказал Игорь. — Знаете, что это такое?

Я кивнула.

— Ну и чем вы можете мне помочь? — он с вызовом вскинул подбородок.

— Не знаю, — призналась я.

Мы помолчали.

— Через несколько лет я стану глубоким инвалидом, прикованным к креслу, — сказал юноша. — Еще через несколько лет не смогу дышать и умру.

— Никто не знает, когда и от чего изобретут лекарство, — сказала я. — Да и болезни, даже самые страшные, у всех протекают по-разному. И… Игорь, вы слышали про английского физика Стивена Хокинга?

— Ну разумеется! — ухмыльнулся юноша (мне показалось, или я действительно узнала эту кривоватую улыбку затравленного второклассника?). — Вот уже полтора года мне все подряд говорят то же, что и вы. И про Хокинга. Одна беда: я не гениальный физик, и никогда им не стану — у меня по физике и математике всегда были тройки… Да и все безумные технические средства, которые обеспечивают сейчас жизнедеятельность этого англичанина, моим родителям не по карману. Может быть, это к счастью…