Лед

Новости, услышанные мной во время полета, подтвердили наихудшие опасения. События развивались так стремительно, что конец представлялся совсем близким. Исчезновение многих стран, включая мою родину, позволило уцелевшим крупным державам действовать ни на кого не оглядываясь. Их оголтелый милитаризм и развязанная ими война вынудила и малые народы разделиться на два лагеря. Запасы ядерного оружия у сверхдержав во много раз превышали количество, необходимое для уничтожения всей планеты, так что баланс страха тщательно соблюдался. Однако термоядерным оружием обладали и страны поменьше, но какие именно, известно не было: и неизвестность эта приводила к эскалации напряжения, провоцировала кризисы, каждый из которых приближал финальную катастрофу. Безумная страсть к гибели подталкивала человечество ко второму акту самоуничтожения еще до того, как проявились все последствия первого. Я впал в глубокую депрессию, меня не покидало ощущение, что вот-вот должно произойти что-то жуткое, что-то напоминающее массовую бойню.

Природа, казалось, разделяла мои опасения, тщетно пытаясь избегнуть надвигающейся гибели. Морские волны в беспорядочном беге спешили к горизонту; в воздухе бешено метались морские птицы, дельфины и летающие рыбы; острова вздрагивали, казалось, они вот-вот отделятся от земной коры и испарятся в пространстве.

Но бежать было некуда. Беззащитную землю ждало полное опустошение либо от ледяных лавин, либо от цепной реакции взрывов, которые будут продолжаться, пока, распылив саму материю, не превратят планету в туманность.

В джунгли на поиски индри я пошел один, очень надеясь, что их магическое воздействие сможет облегчить бремя накрывшей меня депрессии. И неважно, увижу ли я их, или они мне только привидятся. Было жарко и душно, солнце в последний раз с безумной силой изливало свою энергию на экватор. У меня разболелась голова и я совсем обессилел и, изнуренный обжигающим солнцем, прилег в черной тени и закрыл глаза.

Я тут же почувствовал, что лемуры где-то рядом. А может, именно их присутствие изгнало страх и отчаяние? Это было похоже на обнадеживающее послание из другого мира; мира, где нет жестокости и насилия, мира, где неизвестно отчаяние. Я часто мечтал о подобном месте — жизнь там, вероятно, в тысячу раз прекрасней, чем на земле. И вот один из его обитателей стоял сейчас передо мной. Он улыбнулся, прикоснулся к руке, произнес мое имя. Его спокойное, доброжелательное и умное лицо исключало какую-либо мысль о лжи или притворстве.

Он рассказал мне о пространственно-временных галлюцинациях и стыках между прошлым и будущим, о том, что можно попасть в любой век и любой момент, и это станет твоим настоящим. Сказал, что, если я захочу, он возьмет меня в свой мир. Он и его соплеменники уже видели конец нашей планеты, исчезновение человеческой расы. Раса вымирала во всеобщем гибельном порыве, от фатальной жажды саморазрушения, хотя возможность сохранения такой формы жизни, как человек, все еще оставалась. Здесь с жизнью было покончено. Но в другом месте она продолжилась и получила новое развитие. И мы, если захотим, могли бы встроиться в эту новую систему.

Я старался понять его. Он был похож на человека, но было в нем что-то еще; он не был таким, как я. У него был доступ к высшему знанию, к некой окончательной правде. Он предлагал мне свободу своего привилегированного мира, мира, познание которого было моим самым сокровенным желанием. Я почувствовал возбуждение от предстоящего опыта, хотя и не был в состоянии его осмыслить. Из обреченного, умирающего, разрушенного человеком мира я как будто заглянул в другой, новый, бесконечно живой мир безграничных возможностей. На секунду я поверил в свою способность существовать на более высоком уровне, прижиться в этом изумительном новом мире, но, вспомнив о девушке, правителе, надвигающихся льдах, боях и убийствах, понял, что это выше моих сил. Я принадлежал к этому миру и был накрепко привязан к событиям и людям этой планеты. Отказываться от того, к чему я так стремился, было очень тяжело. Но я знал, что мое место здесь, в этом обреченном на гибель мире, и что мне придется остаться и досмотреть все до самого конца.

Сон, галлюцинация, что бы это ни было — произвело на меня неизгладимое впечатление. Я не мог забыть, выбросить из памяти отсвет высшего интеллекта, честность и чистоту лица пришельца. Осталось ощущение пустоты, потери, будто я держал в руках что-то по-настоящему бесценное и — выкинул вон.