Протяжный гудок грузовика все еще звучит в ушах, когда зрение проясняется, и темно-фиолетовые оттенки ночи поглощает слепяще-белый фон хоккейного льда. Двадцать семь секунд на табло, гремящий голос комментатора чеканит:
«Гол забил Дэн Квин, номер десять, с передачи Гарри Статера, номер двадцать. Счет „два-два“»
Трибуны неистовствуют, заставляя воздух вибрировать. Нилан, пронесшийся мимо, в отчаянии бьет клюшкой о лед. Мелкая щепа разлетается во все стороны.
Появление в раздевалке Перрона сопровождается гробовым молчанием. Он глубоко вдыхает, глядя поверх голов своих подопечных.
— Спокойно, парни. Овертайм — это не проигрыш. Это не проигрыш! Выйдите на лед и побейте этих заносчивых ублюдков. Кубок не для них. Слышите меня? Выйдите и побейте!
Все происходит так быстро, что трибуны не успевают даже окончить свою первую кричалку. Вбрасывание выигрывает макФи, быстро передает Скрудланду, тот словно телепортируется в зону противника, бьет почти с красной линии — и забивает. Утихшая толпа в недоумении наблюдает победный круг Скрудланда, потом взрывается восторгом монреальская трибуна, а игроки Калгари молча убираются со льда. Игра окончена. Девять секунд — самый короткий овертайм в истории Лиги. Счет в серии становится «один-один». Монреаль показывает, что вполне оправился от первого поражения и готов к серьезной драке.
Ранняя весенняя темнота осторожно вползла в освещенный редкими электрическими лампами холл. Полупрозрачные белые занавески на высоких окнах медленно пропускали ее, меняя черный цвет на глубокий индиго. Снаружи еще слышен был шум голосов, отзвуки музыки и песен, редкие рыжие сполохи пронзали фиолетовы чернила майского вечера. Дженни осторожно положила руку на предплечье Патрика.
— П-поговорил с Жаклин. Ты должен. Он… ждет.
Патрик кивнул. Он и сам собирался — сейчас решалось, останется ли судьба этой женщины очередной грудой обломков на его пути или…. Что скрывалось за этим «или» он пока не знал. Не мог знать. Но иногда знание реального результата вторично. Вторично по сравнению с волей к результату желаемому. Поднявшись с дивана, Руа подошел к стоящей в стороне женщине. Ее темный силуэт контрастно очерчен бело-фиолетовым фоном ростового окна.
— Знаешь, — начал он, — когда-то мне сказали, что у мужчины есть три главных ответа для женщины: «Я не хотел», «Я не знал» и «Ты сама виновата». Я не хочу сейчас пользоваться ими. Ты заслуживаешь лучшего.
Жаклин обернулась к нему. На лицо ее упала мягкая тень, скрывая выражение. Только блеск глаз выдавал то нервное напряжение, которое сейчас сковывало ее.
— Ты так же думал, когда оставлял у меня свою дочь? Зная, что за ней придут и кто придет?
Патрик слегка опустил голову.
— Нет. Тогда я думал, что ты слишком хороша для меня. И о другом мне думать было трудно.
Жаклин осекается. Кажется, такого поворота она не ожидала.
— Ты… ты… Не меняй темы! Это из-за тебя я оказалась запертой в сыром подвале! Я ведь даже не знаю, сколько дней там провела!
— Двадцать четыре.
— Меня могли убить! Им ведь девочка была нужна, не я…
Патрик покачал головой:
— Не могли. Арбитрам легче искать мертвого, чем живого. Душу мертвеца сложнее удержать, она сама придет к арбитрам, чтобы рассказать о своем убийце. Деккер не стал бы тебя убивать — до последнего момента.
Жаклин тряхнула головой:
— А-а-а! Невероятно! Ты ждал целый месяц, только потому, что думал, что меня не убьют?
Патрик поджал губы.
— Я не ждал. Я искал вас. Я готовился к вашему спасению. Я торопился, как мог. И в итоге, я успел.