Лед

Я пролистал номер. Первые четыре полосы заполняли различные возвышенные абластнические декларации и политические воззвания, дальше шли сообщения из окружающего мира, в основном, донесения с фронтов войн Востока и Запада, не слишком отличающиеся точностью от переданных Зейцовым слухов, разве что поданные языком, удачно имитирующем чиновничий; а потом уже шла сплошная солянка: сельскохозяйственные советы для «новых поселенцев весны», рецепты из Сибирского гастрономического альманаха (черная похлебка на оленьей крови, суп из луковиц саранки, салаты из сорняков, каша с боярышником); китайский гороскоп, карикатура на Николая II, потерявшегося на европейском раздорожье с опущенными до щиколоток кальсонами; нечеткая фотография, изображавшая (если верить подписи) Владивостокскую Резню; два стихотворения о сибирской природе и три прозаических фрагмента, в том числе, фрагмент биографии Вацлава Серошевского, написанной Теодором Леверой.

— А что же это с ним сталось? Левера с Серошевским — они же ужасные конкуренты.

— Так то было раньше, пан Бенедикт, то еще перед Оттепелью.

Случилось так, что Серошевский, рьяный пилсудчик, как только Юзеф Пилсудский забрал своих японцев на берега Вислы, сражаться за размороженную Польшу, бросил перо ради винтовки и записался в Легион. И пал в первой же стычке, убитый случайной пулей, оставляя жену-бурятку и детей без мужа-отца. Тем самым, Левера избавился от собственной Немезиды и духа-преследователя сибирской литературы.

И что он тут же сделал? Взялся за написание агиографии[403] Вацлава Серошевского!

— Похоже, не такими уж врагами они были, — резюмировал всю эту историю пан Ёж.

— Серошевский, скорее всего, Леверу даже не замечал, — буркнул я, — но вот Левера страдал навязчивой манией Вацлава Серошевского. — После этого я прочел несколько абзацев из биографии. — Вы что, не замечаете этого? Образ единоправды, извлеченный изо Льда, — сложил я газету, — размазывается как эта печать.

Вулькевич смутился. Тем не менее, он быстро покрыл это очередным энергичным жестом и возбужденной речью.

— А вот теперь, вот этот вот номер, сами увидите, — вынул он из-под мышки толстую папку, — будет о нашем господине премьере. Вот! У меня уже имеются интервью с его старыми приятелями, с сотрудниками, имеется его гимназический табель, фотография с конфирмации, правда, не слишком-то… И еще из Металлургического и Горно-обогатительного Общества Коссовского и Буланжера. И с самого начала восстания. И еще раньше, гонконгские…

У него был и тот снимок, который вчера показал мне пан Порфирий, а так же несколько похожих, сделанных в то же самое время и в том же месте. Кристина Поченгло заслонялась от тропического сияния широкополой шляпой; доктор Тесла положил руки в белых перчатках на плечах Кристины и Порфирия, склоняясь к маленькому Андрюше; полосатый кот вскарабкался на лавку и улегся на коленях Кристины, протягивая лапу к ребенку. Прищурив глаз, я изучал фотографию под светом низкого солнца.

— Вы были у них там, в Макао?

— Ха, я сопровождал пана Поченгло во время переговоров в Гонконге, он взял меня…

— Так как же там все произошло, на свадьбе? Ведь должно же было официально извещено, кем для Кристины является Никола Тесла.

— Я и сам этим интересовался. — Пожилой редактор тут же ухватился за тему. — Сплетни я слышал, а как же, но человек Моргана Младшего, хорошенько выпив на приеме, рассказал еще такую вот историю. Или вы ее знаете, пан Бенедикт? В какой-то период времени, в девяностых годах прошлого века, доктор Тесла был главным аттракционом нью-йоркских салонов, и он даже был в приятельских отношениях с высокопоставленными лицами: Теодором Рузвельтом, Марком Твеном, Редьярдом Киплингом, нашим Игнацием Падеревским[404], Августом Сен-Годенсом и Джоном Мьюиром.

— Это я знаю, он сам мне рассказывал.

— И тогда же Тесла весьма тесно подружился с парой, имеющей большие связи в тамошнем high society[405], супругами Джонсонами, Робертом и Катрин. Она к тому времени была уже зрелой женщиной с двумя практически взрослыми детьми. Ха, но ирландская кровь играет до самой смерти!

…Их романс продолжался несколько лет, пан Бенедикт. И сам романс был странным, точно такими же странными были в нем любовник с любовницей. Сам он неделями мог не покидать своей лаборатории, питаясь лишь молниями да фантастическими идеями; но при том писал ей длинные письма. Она же сватала его с женщинами из высшего общества, нередко подсовывая других замужних дам. При том, она не слишком скрывала этого от собственного мужа; сам же доктор Тесла оставался с mister Джонсоном в очень хороших отношениях.

Я сплюнул сквозь зубы черной слюной.

— Выходит, Кристина — это дочка Теслы с этой госпожой Джонсон?