Разумеется, такая смерть не давала оснований ни для глупого горя, охватившего нас, ни для мрачного уныния, которое заволокло Усадьбу. Это было абсолютно неуместно, если не сказать сентиментально. Признаю это без спора. Должно быть, поэт-священник Уильям Вудс, автор стихотворения «Двор поместья», познал то же горькое чувство утраты, что и мы, и отразил его в строках:
Мы похоронили Лэда в залитой солнцем лощине, бывшей его излюбленным местом отдыха под открытым небом, рядом с домом, который он так долго и доблестно охранял. Вместе с ним мы опустили в могилу его Красный крест и Синий крест — почетные награды за деньги, которые были собраны от его имени. Над его головой мы установили низкую гранитную плиту, на которой была высечена пара строк.
Хозяйка хотела, чтобы надпись гласила: «Любимейшей Собаке!». Я предложил «Собаке, Созданной Богом». Но потом от обеих эпитафий мы отказались. Не захотели унижать память нашего дорогого друга словами, над которыми посмеются более трезвомыслящие люди. И поэтому на граните появились такие слова:
«Лэду, псу благородных кровей и благородной души».
Некоторым очень умным людям известно, что у собак нет души, и наше наивное посвящение даст им достаточно поводов для насмешки. Но никто из тех, кто знал Лэда, не станет над этим смеяться.