Перед тем, как лезть на кручу, я удостоверился, что у нас над головами не нависает ничего подобного. Однако предугадать наверняка, где разразится очередной обвал, было нельзя. Какой бы монолитной ни выглядела венчающая полусферу снеговая шапка, от неё где угодно и когда угодно мог оторваться и скатиться вниз кусок весом в полсотни тонн. Неведомо, сколько тел оттает весной вокруг площади Маркса, но то, что их будет немало у подножия купола, можно не сомневаться. И у нас также имелись все шансы пополнить эту мрачную статистику своими скромными именами.
К счастью, нам не довелось сложить свои головы в шаге от цели. Что, по большому счёту, неудивительно. Вырваться из жуткой ловушки, упасть относительно невредимыми с огромной высоты, а потом отдать концы, банально получив по башке снежной глыбой — разве это справедливо?… Хотя для Фортуны — плёвое дело выкинуть такой кульбит с любым человеком: и с нищим оборванцем, и с Наполеоном. Но, как бы то ни было, всё же не каждый день она разыгрывает с нами такие злорадные шутки, и пока что мы продолжали пользоваться её благорасположением.
Проникнув под купол через брешь величиной с гаражные ворота, мы скатились по наметённому в неё сугробу на первую из четырёх внутренних галерей, что опоясывали полусферу изнутри ярусами-кольцами. Самым широким было нижнее кольцо, самым узким соответственно верхнее. Правда, верхним оно стало лишь недавно. Прежде эта галерейная система обладала ещё и пятым уровнем: оборудованной под самым сводом смотровой площадкой, которую соединяли с четвертым ярусом несколько ажурных лестниц. Сегодня и она, и лестницы валялись разбитыми на земле. Прямо посередине площади — там, куда они рухнули либо при Катастрофе, либо уже после.
Галереи также претерпели немало разрушений, и теперь ни одно из колец-уровней не являлось сплошным. Перекосившиеся, прогнувшиеся, а кое-где и обвалившиеся, они топорщили прутья лопнувшей арматуры и зловеще скрежетали болтающимися на ней фрагментами настила. Ранее все ярусы соединялись между собой десятками лифтов. Большинство из них сохранилось поныне, но, само собой, не функционировало. Так же, как сохранились местами и накренившиеся лестничные переходы. Но пользоваться ими сегодня можно было лишь на свой страх и риск.
Растущие вдоль внутренней поверхности купола металлорастения оплетали его каркас и повышали устойчивость пострадавшей в Катастрофе конструкции. Но на всё остальное, что находилось под полусферой, они влияли пагубным образом. Растущие автоны прорывали настил галерей, корежили их опорные балки, прорастали сквозь каждое уцелевшее на площади здание, а саму её изрыли настолько, что через возникшие по их вине провалы была видна находящаяся под площадью станция метро. Удручающая картина, если вдобавок представить, каким красочным, веселым и многолюдным было это место до сентября 2051 года. Теперь же оно ничем не отличалось от прочих уголков нынешнего Новосибирска и его накрытых Барьером окрестностей.
Снега по сравнению с тем, что творилось снаружи, тут было немного — столько, сколько его намело и нападало за зиму в купольные бреши. Здесь можно было безо всякого бурения измерить уровень выпавших за зиму в Новосибирске осадков, просто глянув на город изнутри сквозь прозрачную стену. На левобережье творилось то же самое, что и по другую сторону Оби: оно было погребено под слоем снега высотой с четырёхэтажный дом. Полусфера была погружена в чудовищные сугробы примерно на треть, и сегодня площадь Маркса находилась словно под водолазным колоколом. Он позволял сидевшему в нём наблюдателю изучать снежную толщу в разрезе практически на любой глубине, вплоть до самой земли.
Сектор нижней галереи, на который мы выбрались, был повреждён упавшими на него фрагментами верхнего яруса. Они пробили настил и, снеся заодно несколько опорных балок, согнули пролёт почти под прямым углом. В месте прогиба скопилось множество обломков, среди которых можно было укрыться, передохнуть и осмотреться получше. Чем мы, дабы не маячить на виду, и воспользовались.
Несмотря на то что за пределами площади был ещё день, здесь уже царили сумерки. Лучи клонящегося к закату солнца проникали в бреши и не заметённые снегом стёкла купола, но этого света едва хватало на то, чтобы осветить его изнутри. Впрочем, для беглого изучения обстановки этой иллюминации вполне хватало, а большего нам пока и не требовалось.
Первое, что бросилось мне в глаза, — странное световое мельтешение в центральной части площади. Несколько неярких огней метались хаотично во все стороны, но не выходя за некий отведённый им предел. Первая мысль, что пришла мне в голову при виде их, была о всполошившихся охранниках экспедиции. Они не заметили нас, но, возможно, наше вторжение зафиксировали какие-то датчики. И теперь чистильщики, включив фонари, суматошно бегали туда-сюда, запрыгивали на камни и спрыгивали с них, пытаясь высмотреть среди окрестных руин приближающегося врага…