Лед и фраки

— На этот раз, сэр, по-видимому, придется вам немного изменить своей привычке только приказывать… Мы не желаем больше идти на север, потому что считаем это направление совершенно бессмысленным.

— А какое же направление вы считаете осмысленным?

— На Берингов пролив! — быстро выбросил Майкл.

Билькинс сделал вид, что задумался. Поворачиваясь на бок, носом к переборке, он точно нехотя процедил:

— Передайте тем, кто решил, что северное направление является совершенно бессмысленным… Мы пойдем… именно на север.

Майкл сделал шаг к койке.

— Вы это бросьте, сэр… Лодка не пойдет на север, — негромко, но уверенно произнес он. — Мы арестуем вас.

Билькинс быстро повернулся. Лицо было до прозрачности бледно. Налившимися кровью глазами он смотрел на Майкла. Пошарив рукой под подушкой, он выпростал запутавшийся в складках постели револьвер.

Майкл попятился к двери. Машинально напялил фуражку. Но из каюты не вышел.

Свободной рукой Билькинс дотянулся к звонку. На раздавшийся стук в дверь крикнул:

— Позовите ко мне старшего офицера!

Майкл оперся плечом на клепанный скос кницы4 и заложил руки в карманы.

Через минуту Билькинс прохрипел в сторону прибежавшего Кроппса:

— Этот молодец арестован. Изолировать его.

4. Билькинс сдается

Последним, резюмируя все, что говорилось до него, выступил боцман:

— Что же, ребята, конечно, никто не против того, чтобы домой, но только на этом давайте и кончим. Не должно быть у нас такого разговора, чтобы беспорядок. Я ни одним моментом не против того, чтобы при старшем штурмане, коли он за командира, приставить Майкла. Пусть глядит. А только я так думаю, что ежели захочет мистер Кроппс, то Майкл и не углядит. Ты как думаешь, Майкл?

Майкл пожал плечами и ухмыльнулся. Боцман шлепнул его по плечу. Вполголоса продолжал:

— Дело, конечно, в том, что все офицеры на этот раз с нами… Не правда ли, редкий случай, ребята, никаких разногласий.

Среди присутствующих послышался смех.

— А раз так, ребята, значит, все в порядке. Мы можем быть уверены в том, что судно будет идти к югу. Но только вот что я теперь думаю. Дело, пожалуй, не столько в курсе, сколько в воздухе. Аккумуляторов хватит еще до черта, моторы протреплются еще по меньшей мере двое суток. А вот как быть с нашими легкими, я ей-богу не знаю. — Боцман почесал под фуражкой. — Небось вон машинная команда уже сейчас дышит, как рыба на песке… И понятно, конечно, внизу и вовсе воздуху нет.

Боцмана перебил старший механик:

— По-моему, дело даже не в этом. Как-нибудь с недостатком кислорода мы еще протянем сутки, другие. Пострадать, конечно, придется. А вот гораздо хуже то, что в трюмах вода прибывает. Видно, по доньевой части где-то заклепки сдали. Во-первых, это может нас заставить все больше и больше погружаться. Если и дойдем до мелкой воды, то и просто не выгребем. А, кроме того, как только вода подойдет к аккумуляторам… сами понимаете, что получится. Передушит как котят.

— Насчет глубины это пустяки — пойдем мористей, — послышался голос сзади.

— Брось насчет мористей. В Восточно-Сибирском тебе такое мористей даст, — перебил густой бас.

— Ладно, будет, ребята, — прорезался резкий голос Трундхайна. — Боцман, разгоняй по местам. Будет, потолковали…

— Постой, ребята. Потолковали, да не обо всем. А как же с капитаном-то быть?

— Чего там как? Арестован и баста.

— Арестован… Вот приедем в Америку, он те покажет, где раки зимуют.

— Ну, а что же с ним делать? Ведь не душить же.

— А…

Боцман поднял руку.

— Ребята, расходись по местам. А то через пять минут вы настоящими большевиками сделаетесь… А ну, расходись.

Люди, вялые, с испитыми, небритыми лицами, неохотно разбрелись по своим углам. Во всех помещениях лодки царила полутьма. С момента последнего погружения соблюдалась строжайшая экономия в расходовании электрической энергии. Горели только лампочки, необходимые для работы вахты, В жилых помещениях было почти темно.

Темнота действовала угнетающе. Вместе с необычайной вялостью из-за длительного пребывания в лишенных свежего воздуха помещениях, темнота порождала сонливость. Все, кто не был занят на вахте, неизменно спали. Перестали мыться. О бритье никто и не думал. С потерей аппетита большинство перестало даже выходить в кают- компанию.

Так прошли еще одни сутки. Четвертые сутки со времени катастрофы. Двое машинистов и один рулевой не вышли на вахту. Их так и не добудились. Тяжелая одурь свинцом наливала головы. В ушах стучало. При каждом резком движении шли круги перед глазами. К концу этого дня Кроппс пошел за советом к Билькинсу.

Штурман долго стоял перед дверью капитанской каюты прежде, чем постучаться. При его входе Билькинс поднял голову от стола. Несмотря на ужасные условия, губительно действовавшие на всю команду, Билькинс чувствовал себя лучше и лучше. Последний день он уже почти не отрываясь сидел за дневником.