– Мороженное, зимой?! – переспросила она так, словно у него была температура и он бредил.
Семён лишь посмеялся, оплачивая заказ. Они сели за маленький столик прямо у окна.
– Где та Вероника, которая любит нарушать правила?! Где та Вероника, которая не боится выйти на улицу посреди ночи одна даже под угрозой смерти?! Где та Вероника, в которую я влюбился?
Она услышала от него эти слова и замерла, отсчитывая про себя удары сердца. Первый и последний раз он признавался ей в любви, когда пытался оттолкнуть. Когда пытался попрощаться. Это воспоминание приносило с собой боль, а ведь должно быть только наоборот, радость.
– Скажи, что любишь меня, – внезапно потребовала она тихим голосом. Её глаза умоляли об этом.
Улыбка вдруг стерлась с его красивого лица.
– Я уже говорил однажды…
– Знаю. Скажи ещё! Я хочу слышать это чаще.
Он прищурился, наклоняясь ближе. В тот момент ей ужасно сильно хотелось дотронуться до его щеки. Его губы были плотно сжаты, а взгляд стал серьёзным, внимательным, можно сказать даже более привычным для неё. Хотя она всё же чаще видела его резким, холодным, раздражающе-насмешливым.
– А смысл если это всего лишь на полгода?
За это ей уже хотелось ударить его и закричать, обвинить во всем, что происходит, и вместе с тем сказать, что это все не важно. В такие моменты она ненавидела его прямолинейность. Потому что подобной манерой он не щадил даже её. Однако по той же причине и уважала, потому что он всегда говорил правду, какой бы горькой она не была. Поэтому она выдохнула, сдержавшись, и снова перевела на него взгляд.
Принесли мороженое в красивых креманках и поставили прямо перед ними, только вот обоим уже было не до сладенького.
– Послушай, – произнесла она дрожащим голосом, глядя в его глаза и, наверное, впервые по его незамедлительной реакции поняла, что он был зол. Он рассержен за то, что она, не посоветовавшись с ним, приняла решение за них обоих, заключив сделку с его отцом, – когда через полгода я уйду, – к глазам незамедлительно подкатились слёзы, но она стойко держалась, не давая им пролиться, – я хочу помнить эти слова. Я хочу, чтобы они остались со мной прямо в сердце. Потому, что я люблю Семёна Меньшикова! Люблю сейчас и буду любить потом.
Эти слова давались ей очень тяжело. Он молчал.
– Хочу слышать это от тебя сейчас, чтобы потом с лёгкостью воспроизводить слова по памяти в своей голове. Хочу помнить каждую интонацию, как звучит твой голос…– она запнулась, и задрожала, обхватив себя руками. По щеке скатилась одинокая слеза, а за ней ещё одна.
Он смотрел так, словно сейчас видел перед собой совершенно незнакомого человека. Она смахнула слезу и затаила дыхание. Ей хотелось, что бы он её услышал, понял то, что она хотела донести.
А ещё она мысленно просила прощение за то, что втянула его в эти странные отношения. Она не знала, как бы он отнесся к этому на самом деле, если бы знал о её намереньях с самого начала. Вряд ли хорошо…
Он неожиданно улыбнулся правым уголком губ, наклонился ещё ближе и чуть слышно прошептал у самого уха так, что тело окатило горячей волной.
–I love you. Аmore mio. Je vous aime. Te guiero. Я люблю тебя, Вероника Лаврова! Люблю…
Услышать от него подобное признание на пяти разных языках было неожиданным. Настолько неожиданно, что его слова просто выбили её из равновесия, вытряхнули все мысли из головы, все тревоги и опасения, забрали почву из-под ног. Он взял её за подбородок, слегка потянул на себя и поцеловал. Его сладкий привкус мёда смешался с горечью её слёз на губах. Казалось, что всё плохое действительно осталось позади. Теперь только чистый лист и новое начало.
I love you –
Аmore mio –
Je vous aime –
Te guiero –
– Расскажи мне что-нибудь о себе. Я ведь ничего о тебе не знаю …
Снег приятно хрустел под ногами, когда они шли через железные ворота по двору поместья. После продолжительного катания на коньках и мороженого, они заехали в маленький и уютный ресторанчик, чтобы пообедать, как полагается.
На двоих они заказали себе сет ролов, огромную пиццу и две чашечки кофе. Во время обеда они много говорили, но больше на нейтральные темы. Вероника рассказала о том, как мама водила её в детстве на каток, поведала грустную историю развода своих родителей, а Семён в это время слушал её молча, внимательно и не перебивал. Они вместе вспомнили момент их первого знакомства в школе, отмотав время на восемь лет назад. Своеобразное воспоминание, но сейчас им прежние размолвки казались смешными.
– Что ты хочешь обо мне узнать?
– Не знаю. Твой отец всегда был таким странным? Где твои бабушки и дедушки?