Лед и пламя Тартара

Тем временем в подземной резиденции мрака, которая по лопухоидным реестрам проходила как законсервированное и забытое бомбоубежище, происходило вот что. О событиях снаружи там узнали почти через минуту после того, как схватка уже началась. Первой битву заметила Улита, взглянувшая случайно в стеклянный шар.

С воинственным воплем она бросилась к лестнице, однако была перехвачена Эссиорхом.

– А ну отпусти меня! Укушу!

– Не лезь! Тебя постоянно ранят. Давай ради разнообразия обманем эту дурацкую закономерность! – успокоил ее Эссиорх.

Улита несколько раз дернулась, однако вырваться из рук Эссиорха было практически нереально.

– А если мне это нравится? – спросила она.

– Тогда это не к стражам из Нижнего Тартара, а к психиатру. Когда человек лезет в драку только затем, чтобы схлопотать, это опасный симптом, – спокойно отвечал Эссиорх.

Услышав крик Улиты, Арей мельком глянул на шар и бросился к лестнице, однако был отброшен на метр. Едва ли не впервые за все время их знакомства Меф увидел, как мечник упал. Обычно он стоял на ногах очень крепко.

– Проклятье! Светлый, убери свою магию! – прорычал он.

Эссиорх задумчиво посмотрел на лестницу.

– Это не моя магия, – произнес он тоном странствующего философа.

– Как не твоя? Что ты несешь?

– Я не несу. Я уже все принес. Моя начинается выше. Сдается мне, нас здесь просто-напросто закупорили, – сказал хранитель.

В данный момент он был больше озабочен тем, чтобы его не укусила вырывающаяся Улита.

– Кто закупорил?

– Валькирии. Минут десять отсюда никто не выйдет! Даже я, – спокойно заметил Эссиорх.

Сообразив, что Улиту можно больше не держать, он отпустил ее. Ведьма рванулась к лестнице, однако в двух шагах от ступеней остановилась и осторожно ощупала рукой преграду.

Поняв, что они в ловушке, а вместо них там, наверху, сражаются валькирии, Арей вышел из себя. Для мечника было невыносимо осознавать, что кто-то бьется вместо него. Принимать же услугу от света для него, барона мрака, унизительно вдвойне.

Несколько минут он метался как тигр в клетке, то и дело подбегая к шару. Битва заканчивалась. Глиняшек становилось все меньше. Стражи из Тартара телепортировали первыми.

– А валькирия-одиночка хороша! Она вообще ничего не боится! – заметил Меф, наблюдая в шаре, как Ирка бросается в самую гущу боя.

Таамаг и та вела себя осмотрительнее. Да, она сражалась как медведица и медведица яростная, однако про защиту не забывала, и огромный ее паж со щитом постоянно находился рядом, чего нельзя было сказать об Антигоне, который пыхтел со своей булавой где-то совсем в стороне.

Остальные валькирии, включая Филомену, предпочитали издали атаковать врага копьями.

– Одно дело ничего не бояться, и совсем другое – желать погибнуть. Обычно, если человек чего-то хочет, он это получает, – проворчал Арей.

Он ощущал себя глубоко униженным. Еще бы, барон мрака, а вынужден отсиживаться в безопасном убежище, пока там, наверху, кто-то решает его судьбу. Его дарх пуст, а собственные магические силы ограничиваются возможностями меча и тренированного тела. И это все. Любой слабенький кинжал, заговоренный не глубже второго уровня, и он, Арей, лишившись тела, отправится в Нижний Тартар, где ему будет мало пользы от бессмертия.

Битва завершилась. В хрустальном шаре Улита увидела, как валькирия-одиночка о чем-то переговорила с другими валькириями, после чего те исчезли. Арей истолковал все по-своему, но в принципе верно.

– Узнаю валькирий. Подали копеечку и хватит. Можешь продолжать трясти ладошкой дальше, – сказал он.

Продолжая смотреть в шар, он яростно метнулся к лестнице, чтобы проверить, исчезла ли преграда, и едва не сбил с ног шарахнувшегося Петруччо. Тот с птичьим писком отскочил. Арей споткнулся о красный чемодан, стоявший прежде у его ног.

Возможно, в другое время это позабавило бы мечника, но не сейчас. Одинокая искра перестает быть одинокой, если ей посчастливится встретиться с бочонком сухого пороха.

– Это что еще за дрянь? А, я спрашиваю! Чего ты его вечно таскаешь? – гневно крикнул мечник.

Крик стража – это не крик простого смертного. Услышать его непросто. Услышать и сохранить самообладание – сложнее вдвое. Петруччо застучал зубами, мигом забыв все выученные с детства слова. Осталось лишь одно вечное слово – «мама», да и то в данном контексте как-то подвисало, утрачивало семантический смысл и сохраняло лишь эмоциональный.

Шагнув к чемодану, Арей с силой пнул его. Чемодан описал в воздухе дугу и врезался в стену. Крышка отлетела. Из перевернутого чемодана посыпалось старое серое тряпье – не то вышедший из моды плащ, не то мешковина. Арей нагнулся и дернул ткань за край. Ткань развернулась. Под ней серебрились шесть дархов с прилипшей к ним влажной землей, под которой они, похоже, не так давно были скрыты.

Арей недоверчиво и жадно уставился на них, рванулся. Мефу, который смотрел на него, почудилось, будто лицо мечника размазалось, стало гибким и пластилиновым, как у комиссионера, а на его месте проступили сотни других лиц. Меф недоверчиво заморгал, через несколько мгновений лицо Арея стало прежним.