Лёд и разум (СИ)

Он уже не смотрел на меня, его взгляд приковала к себе странная желтоглазая фигура, которая… Оказалась рядом с нами! И свет фонарей полностью осветил ее.

— Где мой брат? — провыла эта мускулистая помесь волка с человеком. Оборотень! Настоящий оборотень! Из фильмов! Ну почти! Фильмы не могли передать этот тяжелый запах мускуса и мокрой псины.

На землю падали клочья пены. Глаза злобно горели. Клыки…

— Что происходит? — ошарашенно повторила я, завороженно рассматривая желтые острые клыки. Дед — заядлый охотник — не отказался бы от таких для своей коллекции.

— Уйди отсюда. Вон пошла! Ты мешаешь! — прорычал Александер и оттолкнул меня. Я упала в лужу и даже не заметила этого поначалу. И как тут заметишь, если Александер взвыл от боли и обхватил руку, которой коснулся меня. Она… посерела. Будто превратилась в старую кинопленку. Тут же стала полупрозрачной. Скукожилась. Изъязвилась. Потемнела. Словно кинопленку швырнули в костер.

Александер рухнул на асфальт, позабыв обо всем. Оборотень оказался над ним. Замахнулся лапой. Зарычал.

— Где мой брат? — утробный вой не сулил неприятному блондинчику ничего хорошего. — Куда ты его дел?

На меня желтоглазая тварь внимания не обратила. Наверное, зря. Хорек внутри сходил с ума от эдакой несправедливости. Он требовал боя, требовал возмездия и кусал меня, подгоняя.

Я поднялась на ноги и, подлетев к оборотню сзади, со всего маха отвесила ему пинка. Стальной носок впился куда-то под хвост. Создание взвыло. В этом высоком вое слышалась вселенская обида.

— «Получил!» — мысленно обрадовалась я. Радость моя продлилась совсем недолго. Гораздо меньше секунды.

Создание неожиданно развернулось. Тяжелая мохнатая рука хлестнула меня по лицу, да так сильно, что голова закружилась, и я полетела в сторону. Наверное, полетела… Что было дальше я просто не запомнила. Мир завертелся. Тело стало легким, воздушным, почти невесомым. А следом пришла боль. Не боль, а Боль! И я потеряла сознание.

Глава 2. Пробуждение и…

«Чудес не бывает. А то, что мы называем «чудом», имеет под собой совсем не чудесную основу». Из дневника Рианы Хьюз

Я проснулась. Открыла глаза. Увидела свет за окном. Нашла телефон на тумбочке рядом с кроватью. Глянула на экран: десять часов. Поняла, что опоздала на занятия. Вернула телефон на место. С трудом повернулась лицом к стенке. Укрылась одеялом с головой. Закрыла глаза. Уснула.

***

— Смотрю, — сквозь сон до меня донесся насмешливый голос соседки Бобби, — ты хорошо погуляла вчера.

Каждое слово набатом отзывалось у меня в голове. Я открыла глаза, посмотрела на стену, что обнаружилась перед самым моим носом. Почему-то казалось, будто стена качается, пытаясь то ли обрушиться на меня, то ли закружить в хороводе.

— Сколько времени? — слова застревали в пересохшем горле. Собственный голос звучал незнакомо, хрипло, простужено.

— Уже шесть, — веселый голос соседки несколько… раздражал. — У нас тренировку отменили, представляешь? Миссис Смоук улетела в Тайами на два дня. Как же ей повезло: солнце, море, пляж, крепкие загорелые парни.

— За-ме-ча-тель-но, — отозвалась я и попыталась сесть на кровати. Попытка-то удалась, но каждое движение вызывало дикую боль во всем теле. Голова кружилась, а перед глазами всё двоилось.

— Ничего себе… — ошеломленно выдохнула Бобби, непроизвольно провела рукой по коротким взлохмаченным волосам и спросила. — Кто это тебя так?

В голосе насмешливой соседки появилось участие, которого я от нее ни разу не слышала. А ведь мы уже полтора месяца прожили в одной комнате.

— Не по-ни-маю о чем ты… — моя речь звучала очень странно: как будто я находилась в закрытом бункере и каждое сказанное мной слово порождало эхо.

Бобби тяжело вздохнула, слезла со своей кровати, покопалась в тумбочке, недовольно заворчала. Вздохнув еще раз, соседка вытащила из ящика одну коробку с карандашами, вторую третью, четвертую… Когда на полу оказалась коробок десять, Бобби с радостным восклицанием вытащила на свет пудреницу и протянула ее мне: «Держи!»

— Спа-си-бо, — непослушные пальцы с трудом ухватили маленькую коробочку. Я помедлила немного, собираясь с мыслями, собираясь с силами, открыла пудреницу, прищурилась, заглянула в зеркальце. — Ох!..

— Вот и я о том же!

Я прикрыла глаза, борясь с головокружением и желанием опорожнить пустой желудок, открыла, глянула в зеркальце: ничего не изменилось. Правую половину моего лица — от подбородка до виска — украшал красно-желто-фиолетовый кровоподтек. Правый глаз покраснел и превратился в узенькую щелку, над которой нависала отекшая раздувшаяся бровь. Губа с правой стороны опухла, будто я решила сделать контурную пластику, а потом остановилась на полпути. Свободной рукой я прикоснулась к щеке. Еще раз. И еще. Каждое прикосновение сопровождалось вспышкой боли. Ну что, пора записываться в театральную секцию на роль чудовища Франкенштейна.