Лед и роза

– Причин может быть множество. Возможно, им надоело болтаться в воздухе, возможно, хотят купить какой-нибудь местный сувенир, может быть, решили принять душ, здесь есть комната отдыха для персонала, а, возможно, хотят купить какие-нибудь местные транквилизаторы типа бетеля.

Из всей этой речи Дженни услышала только словосочетание «местные сувениры» и испуганно вскрикнула:

– Ой, я ведь ничего не купила Мари! Она наверняка ждет в подарок что-нибудь экзотическое!

– Еще не поздно, можем дойти до вокзала и что-нибудь купить.

Оставив вещи на скамейке, они быстро прошли до здания. На солнце они пробыли каких-то пару минут, но Дженни чувствовала себя так, будто ее поджаривали на сковородке. В киоске, которым заправляла голосистая пухлая матрона, Дженни взяла коралловые бусы для Мари и коралловый браслетик для себя. Ей очень приглянулось ожерелье из крупных желтоватых жемчужин, но оно было ей не по карману.

Она освежилась в дамской комнате, и они вернулись к самолету. У трапа, скрываясь от палящего солнца под бумажным китайским зонтиком, уже стояла ожидавшая их стюардесса. Приветственно помахав им рукой, громко сказала:

– Ваш багаж внутри, прошу на борт нашего самолета!

Самолет взлетел ровно в шесть часов и взял курс обратно на Лондон. Через полтора часа они приземлились там же, на небольшом частном аэродроме. Водитель Риккардо уже ждал их с машиной у здания аэропорта. Вечер оказался прохладным, и Дженни порадовалась, что ей не придется мерзнуть, добираясь до дома на городском транспорте.

Риккардо довез ее до дома. Дженни все вокруг казалось странным и непривычным, даже каким-то убогим, серым и безрадостным. Вот что сделали какие-то два дня в тропическом раю!

Риккардо вынул из багажника ее сумку и пошел провожать. У дверей Дженни принялась неловко его благодарить. Но он, прервав ее сумбурные слова, поставил сумку у дверей, внезапно пылко ее поцеловал, вложил в руку небольшой пакет и ушел.

Дженни автоматически опустила пакет в сумку и прижала пальцы к горящим щекам. Услышавшая шум Мари распахнула дверь.

– Ух, как ты загорела! Заходи скорей и рассказывай, где была! – Мари даже подпрыгивала от возбуждения.

Дженни не очень хотелось рассказывать, все происшедшее с ней за эти два дня казалось слишком личным, но и обижать подругу не хотелось. Поэтому она ответила обтекаемо:

– Мы ездили на море.

– Куда конкретно? В Брайтон, как ты хотела?

– Не совсем. Мы были на небольшом острове около Мадейры.

Мари взвизгнула.

– Класс! И как там?

– Хорошо. Но мне показалось очень жарко.

– Ну, сейчас во всей Европе стоит аномальная жара. А как этот твой Риккардо?

Дженни вздохнула.

– Он вовсе не мой.

– В смысле?

– Во всех смыслах.

– Тогда зачем он тебя туда возил?

Если бы Дженни знала ответ на этот вопрос!

– Может быть, он передумал? Или это ты себя как-то не так вела?

Дженни не знала, как нужно было себя вести, поэтому нейтрально пожала плечами. Постаралась перевести на разговор на безопасную тему:

– Я привезла тебе подарок.

И вынула из сумки коралловое ожерелье. Увидев его, Мари взвизгнула от восторга.

– Вот это моя подруга! Как ты догадалась, что я мечтала о таком всю свою сознательную жизнь?

– Оно мне очень понравилось, и я подумала, что понравится и тебе. Мы же очень похожи.

Мари экспрессивно закивала головой.

– Это точно! – посмотрев на уставшее лицо подруги, милостиво разрешила: – Ладно, иди пока отдыхай. Потом поговорим попредметней.

Дженни ушла к себе, немного оглушенная свалившимися на нее приключениями. Разбирая сумку, увидела небольшой пакет. Это же Риккардо дал его перед уходом, а она совсем про него забыла!

Дженни осторожно развернула бумагу. Под ней оказался красивый палисандровый футляр, а нем то самое, так понравившееся ей, жемчужное ожерелье. Горло перехватил спазм, к глазам близко-близко подошли слезы. Итак, он все-таки с ней попрощался. Значит, она и впрямь вела себя неправильно.

Дженни всхлипнула, но заставила себя замолчать. Если Риккардо видел в ней только однодневную игрушку, то ей нужно радоваться, что все так закончилось. Но вот как ей забыть его?

Глава четвертая

В небольшом патио вокруг антикварного столика красного дерева уютно устроились четыре женщины. На всех были черные платья из плотного шуршащего шелка и покрывающие головы кружевные мантильи ручной работы. Они неторопливо пили кофе из тонких фарфоровых кружечек, держа их двумя пальцами за изогнутые ручки.

Самая молодая из них, смуглая красотка лет двадцати со сверкающими черными глазами, с тайной надеждой посматривала на двери, явно надеясь на скорое освобождение. Но старшая, чопорная дама преклонных лет, угрюмо смотрела перед собой, не думая начинать разговор.

Наконец ее старшая дочь, рано постаревшая особа с глубокими недовольными складками у траурно опущенных губ, не выдержала и спросила:

– Мама, я понимаю, тебе очень тяжело, но объясни, зачем ты нас позвала?

Донья Аделина будто очнулась ото сна и обвела тяжелым взглядом дочерей и внучку.

– Конечно, мне тяжело. Мой муж, ваш отец, умер меньше месяца назад. Вам вообще положено ходить с красными глазами, оплакивая отца.