Лед и вода, вода и лед

— Спасибо, — спустя мгновение ответила Инес. — Биргер себя хорошо чувствует.

— А Сюсанна?

Инес осторожно откусила печенье, и ливень мелких крошек посыпался в чашку.

— Ну да, — сказала она наконец. — И Сюсанна хорошо себя чувствует.

— Она на днях пришла в школу накрашенная, — сказала Лидия. — Очень ярко накрашенная.

Инес подняла чашку, чтобы выиграть время. Надо подумать. Сюсанна — накрашенная? В школе? Спокойствие, только спокойствие.

— Ну, — произнесла она наконец, отставив чашку. — Экспериментирует над собой немножко. Как раз теперь.

Лидия тоже подняла чашку и посмотрела Инес в глаза:

— Да. Возраст, видимо.

— Ну да, он самый. Да еще эти курсы.

— Что за курсы?

— Искусства правильно краситься.

Лидия подняла брови.

— Ах вот оно что, — сказала она, слегка улыбнувшись снова. — Будем надеяться, что они помогут. Со временем.

Инес доела свое печенье. Уставилась в наполовину выпитую чашку, думая, что бы еще сказать, но так и не придумала. Лидия повернула голову и посмотрела в окно. Утренний дождь со снегом уже перестал, но свет едва брезжил. Декабрьская темень. Лидия и Инес какое-то время сидели молча, не глядя друг на друга.

— Она вернется с ним вместе? — наконец спросила Лидия.

Инес вопросительно взглянула на нее:

— Кто?

— Элси. Она вернется вместе с Бьёрном?

Плечи Инес поникли, и в какой-то миг она словно увидела себя со стороны, бессильная фигура, растекающаяся по стулу. Тряпичная кукла, полная такого отвращения, что не поднять головы. Сестра, которой опротивела сестра. Жена, которой опротивел муж. Мать, которой опротивела дочь. Дочь, которой опротивела мать. Человек долга, которому опротивел его долг. Человек, которому опротивело быть человеком.

Собравшись с силами, она выпрямилась и поправила челку.

— Не имею представления.

Между бровями у Лидии появилась морщинка.

— Но ты же с ней на днях разговаривала?

Инес посмотрела матери в глаза, и отвращение как ветром сдуло. То, что она ощущала теперь, было нечто иное, насущно необходимое, точно костный мозг, и такое же скрытое от глаз, нечто, позволяющее тебе жить, однако предпочитающее, чтобы его не тревожили мыслью.

— Ну да.

— И ты не спросила.

— Спросила, конечно.

— А она что сказала?

— Что не знает, разумеется.

Лидия не ответила. Инес подняла свою чашку.

— Может, Элси сама ее спросит? Мама живет в отеле «Стрэнд-Палас». Телефон у меня есть.

Наконец и Лидия отвела взгляд.

— Нет, — сказала она. — Я не то имела в виду. Просто поинтересовалась.

Каблуки уходящей Инес громко стучат по мраморным ступенькам. Это прекрасно, стук созвучен этому дню, да, пожалуй, всей ее жизни. Она толкнула стеклянную дверь подъезда, но потом остановилась посреди тротуара, вытащила шейный платок, сложила треугольником и повязала на голову, застегнула пальто на все пуговицы и натянула перчатки. Вот так. Теперь она готова ко всему. Только попробуйте, смутно подумалось ей. Давайте. Если посмеете.

Тряхнув головой, она пошла размашистым шагом и распрямив плечи. Сумка хлопала по бедру, и вскоре Инес запыхалась, но не настолько, чтобы снизить темп. Вместо этого она пошла более длинными шагами и отметила не без удовольствия, что, во всяком случае, не потеет. Может, ее охлаждали изнутри ругательства, ругательства, выходящие на поверхность, по одному на каждый шаг. Черт. Бля. Твою мать.Она вежливо чуть улыбнулась и кивнула в сторону какого-то знакомого лица на другой стороне улицы, лица без имени, возможно принадлежащего родителю одной из этих долбаных учениц, с которыми она валандается, маленьких жизнерадостных идиоток, не знающих, где у них дома плита стоит, одной из этих хохотушек, уверенных — они такие необыкновенные, что им никогда в жизни не придется жратву готовить. Фигушки! Лет в пятнадцать можно, конечно, воображать себе и такое, а вот будет тебе двадцать, голубушка, и ты забеременеешь, и уж тогда где-где, а у плиты настоишься. Ведь любой мужик наследственно предрасположен к ору и крику, и он разорется вовсю, если ему каждые четыре часа не затыкать пасть жратвой.

Убегу, подумала Инес. Плюну на все и уйду своим путем.

Мысль показалась настолько странной, что Инес даже остановилась, застыла на месте и на несколько секунд уставилась прямо перед собой, а потом поспешно свернула налево и подошла к витрине. И только потом сообразила, что это писчебумажный магазин, что она стоит и смотрит на лежащие там образчики открыток на заказ.

Примите мою сердечную благодарность за участие, проявленное в связи с кончиной моего супруга.

Везет же, подумала она и тотчас воровато оглянулась. По другой стороне улицы шли несколько женщин, но они не смотрели на нее и не видели того, о чем она только что подумала.