Лед у подножья (СИ)

- Можно войти? – к дредам Эллисон было сложно привыкнуть. Зато в Московии она казалась обычной представительницей богемы, не вызывавшей лишнего интереса. Хорошая маскировка.

- И ты еще спрашиваешь? – фыркнула Мишель, присаживаясь на край кровати. Лист с планом она сложила в несколько раз и убрала в карман. – Волнуешься?

- Не особо. Но ты обещала, что мы больше не разделимся, - напомнила Эллис, плюхнувшись рядом.

Решение далось Избранной тяжело. Она не хотела расставаться с возлюбленной, но верила в нее больше, чем в остальных. Их путь был длиннее, Эллис доказала, что на нее можно положиться. Мишель не сомневалась, что у автогонщицы все получится. Только не могла сказать, почему поставила интересы миссии выше личных. Того и гляди, обидится тонкая натура.

- Мы достигли конечного пункта, - загнула палец Мишель, - это раз. И мы делимся временно, чтобы выполнить первый этап миссии, это два. Во втором этапе поделимся по-другому. И мы должны понять, как нам поступать дальше. И я доверюсь твоим словам, тому, что вы с Пиксель найдете.

Эллисон отвернулась. Миша прикусила язык. Похоже, она сболтнула лишнего.

- Тогда я не самый подходящий для этого человек, - глухо произнесла автогонщица. – Я кое-что утаила от тебя.

- Неужто что-то серьезное? – недоумевающим тоном выпалила Мишель. – Не верю.

- Это связано с моим детством.

Эллис повернулась и взяла ладонь Мишель в свою. Холодок пробежался по коже, появились мурашки.

- Посмотри на комод, - показала пальцем Эллисон. – Хочешь, чтобы я дала тебе какую-нибудь вещь оттуда?

На комоде стояла только древнего вида ваза и лежала расческа. Мишель улыбнулась, но, столкнувшись с самым серьезным взглядом автогонщицы, стушевалась.

- Ладно, подай мне расческу, - еле сдерживая улыбку, произнесла Избранная.

Эллис протянула руку, и расческа сорвалась с места, чтобы затем лечь в ладонь, словно влитая.

- Ты обладаешь силой? – выдохнула Миша. – Поразительно… И ты еще восхищалась моими способностями?

- Да, обладаю, - кивнула Эллис. – Только родители считали телекинез и левитацию, которыми я обладаю, проклятьем. Они говорили, что я – монстр.

- О боже…

- А я всегда слышала ветер, управляла им. Поначалу не понимала, как такое возможно, ибо родители его не слышали. А затем, когда я начала управлять полетом вещей, когда начала парить в воздухе, они испугались.

Эллис встала, отдала расческу и расставила руки в стороны. Ее ноги перестали касаться пола, она взмыла ввысь, прикрыв глаза.

- Это было именно так. Я стояла, закрыв глаза, и слушала ветер. Он шептал мне: «Беги, беги!» Родители каждый день звонили во все инстанции и просили меня забрать. Однажды мама расплакалась и сказала, что я полностью не оправдала ее надежд. Она сказала, что лучше бы я вовсе не появлялась на свет. Что я – сущее проклятие всего рода, позорное клеймо. Она говорила, что только уродцы могут обладать силами, что это противоестественно для человека. И тогда я побоялась за свою жизнь. Ведь люди испокон веков боролись с монстрами, не зная, что монстры плодятся только тогда, когда душа черствеет.

Эллисон опустилась на пол. Она держалась несколько отстраненно, будто боялась реакции Мишель.

- Все нормально, - произнесла Избранная, встав с кровати.

- Ты… не считаешь меня уродцем, монстром? – осторожно спросила Эллисон, будто несла на себе метку прокаженной.

- Что ты, - покачала головой Мишель и коснулась щеки возлюбленной. – Ты самая замечательная девушка на свете.

Слезы пробежали по щекам автогонщицы, и она смущенно смахнула их. А затем Миша заключила возлюбленную в объятия.

Теперь, когда секретов не осталось, они еще больше сблизились. И, как магнит, притянутся вновь.

До начала первого этапа оставались считанные часы.

*****

В пять утра Московия обычно находилась в состоянии полудремы. То же умиротворение царило и на границе.

Солдаты стояли на постах и дремали. Умиротворенная обстановка царила уж почти сто лет: нападать на самую сильную страну в мире никто в здравом уме бы не стал. Но психически нездоровые люди появились, только об этом никто не узнал.

В четыре тридцать утра туман постепенно окутал землю. Повеяло холодом, растормошившим большинство часовых.

А вслед за туманом появились силуэты. Поначалу бледные, нечеткие, напоминавшие призраков, они обретали плоть. Шли ровным строем, не кричали, не спешили, будто их вымуштровали так, что они позабыли о том, кем являлись. И теперь эти бездушные винтики войны наступали со всех сторон.

- Мать честная, - пробормотал один из солдат, вскочивший на ноги и принявшийся тормошить соседей. – Сколько же их тут? Десятки, сотни? Тысячи?

Казалось, врагам нет числа. Они не думали поворачивать в сторону, не думали останавливаться. Расстояние сокращалось с каждой секундой.

Зашипели рации. Пограничные отряды связывались с начальством, те – со штабом. Но приказа не получали.

- Двести пятьдесят метров! – заорал запыхавшийся солдат, оббежавший ближайшие укрепления.

Связной сообщил об этом в трубку и услышал в ответ рявканье начальства.

- Что будем делать, нах, сэр? – закричал в трубку связной.