Лед у подножья (СИ)

Ванда уткнулась в тарелку. Миша потянулась за солонкой, автогонщица — за хлебом. Их пальцы соприкоснулись, и они тут же их боязливо отдернули, будто их как следует тряхануло током.

— Прости, — виновато опустила голову Ванда, уступая.

Ледяная Королева впервые за долгое время стукнула ручкой вилки по столу, привлекая всеобщее внимание.

— Да когда же вы поговорите друг с другом? — не выдержали нервы у Ледяной Королевы. Похоже, эмоциональность не пошла ей на пользу.

Впрочем, это говорила в Мишель обида на этих двух клуш, с которыми она делила жилье.

— Действительно, — но держать в себе эмоции было опасно. — Так, марш в кроватку!

Мишель указала пальцем на выход из кухни. Тон ее не терпел возражений, а потому Ледяная Королева решила не связываться. Несмотря на мучивший ее голод, она поднялась из-за стола и удалилась. Правильно, этот разговор ее не касался. Свое дело она уже сделала, когда промыла мозги промывательнице эмоций. Впрочем, свое слово она держала и способность не применяла. Хотя порой в кошмарах Мишель снилось фиолетовое свечение, обволакивающее ее тело.

— Ну, так больше продолжаться не может, — развела руками Ванда. — У меня такое ощущение, что главным злодеем ты видишь не Ледяную Королеву.

— Она хотя бы была честной, а не вела двойную игру, — Мишель чувствовала подкатывающую к горлу злобу. Хотелось выплеснуть ее наружу, высказаться едко, чтобы было стыдно ее названной подружке.

Миша хотела, чтобы тело ее бывшей проткнули миллионы иголок, чтобы она истошно кричала, поняв, что натворила. Чтобы пожалела, что вообще с ней связалась.

Но все эти мысли приходили лишь потому, что Мишель жалела саму себя. Потому, что ей разбили сердце, но когда предложили помощь в склеивании обратно — она отказалась. Ведь проще себя выставлять жертвой и наклеивать ярлыки на всех оступившихся, нежели пожелать им помочь.

Наказать и устрашить. Наказать и устрашить. Но не исправить и не дать второй шанс. Ведь это можно будет сравнить с честностью, с прощением, высшими идеалами. А Мишель была не из таких. Кто победил, тот и прав. Она прекрасно понимала, что могла погибнуть в ту ночь. И все из-за этих дурацких принципов.

Хотя… Миша понимала, что вовсе они не дурацкие. И что сейчас уж она точно не живет. Не живет полноценной жизнью. А учитель Дэн был прав, на своем примере показав, что порой нужно давать шансы другим. Что вечное раскаяние приведет лишь к большим потерям. В том числе, потере самого себя.

Она знала, что гложет ее злость лишь на саму себя, человека, не дающего второго шанса. Глупость — давать третий шанс. Но допустить ошибку может каждый, и лишь повторение ошибки может привести к закономерности.

— Если хочешь, я уйду. Меня уже тошнит от тишины, — произнесла Ванда, поднимаясь из-за стола.

Мишель схватила ее за руку и потянула вниз.

— Сядь. Мы еще не закончили, — отрезала Мишель. — Нужно расставить точки над «и».

Ванда прикусила нижнюю губу и кивнула. Мишель поняла, что примерила роль ее палача. Она теперь либо помилует, либо казнит человека, по-настоящему любившего ее.

— Я верю тебе, — произнесла Мишель, стараясь смотреть в глаза Ванды. — Верю, что ты не хотела меня предавать. Верю, что не собиралась выступать на стороне Ледяной Королевы. Верю, что наши отношения многое для тебя значили. Просто мне… больно.

— Я понимаю, — кивнула Ванда. — Мне тоже. Я собиралась рассказать тебе об этом бессчетное количество раз. Но всякий раз опасалась, что ты не поймешь, что начнешь рубить с плеча. Я не хотела… не хотела тебя потерять, — слезинки застыли в уголках ее глаз, а затем медленно скатились по щекам, одна за другой.

Повисло тягостное молчание. Они могли многое сказать друг другу. Извиниться, потом еще раз, по кругу… Могли бы рассказать друг другу многое из прошлой жизни. Рассказать о своих чувствах, ожиданиях, мечтах и целях. Вот только все это было бессмысленным, пока между ними существовала огромная стена, которую так просто не преодолеть. Для этого нужно огромное мужество. И желание. Желание простить и перестать тыкать в живое тело иголками.

Мишель знала, что рано или поздно придет к этому. Дэн научил ее, а Майя и Ванда показали пример. Нужен был только толчок в правильном направлении…

— Я никогда себе не прощу, что пошла на поводу у идей бесчувствия, — тряхнула головой Ванда. — Меня ненавидели родители, я жила на улице… И даже Хироши был одурманен мной. Я думала, что меня никто никогда не полюбит, что я — монстр, изгой. И я жила, подпитывая эту мысль, кормясь и дыша ею. Но вот прошло время, и я успокоилась. Мне нравилось отношение ко мне Хироши. Я даже в какой-то момент поверила в то, что мне не придется больше притворяться, что меня полюбят. Я и сама полюбила Хироши, заменившего мне отца. А потом… его отняли у меня. И вновь обвинили во всех бедах меня. В тот момент внутри что-то сломалось, и я решила отречься от целого мира. Я вновь почувствовала горечь утраты.

Ванда сцепила пальцы в замок. Она боролась с желанием высказаться, но плотину давным-давно прорвало. Она доверяла Мишель и могла рассказать о делах давно минувших дней только ей.