Лед в твоем сердце

– Руки убрали! Быстро, – мои вопли могли бы долететь до людей в коридоре. Но знаю ведь, если кто захочет сломать, он сломает. Это лишь вопрос власти.

– Рот закрой, тупая дура, – отвечает Гева, а затем хватает часть моей белой кофты и разрезает ее до самого низа.

В этот момент мне показалось, что я задохнусь. Грудь вздымалась, слезы норовили хлынуть. Его глаза смотрели в область декольте, его язык скользил по нижней губе, как у чертового хищника перед трапезой.

Гева поднял руку, и я поняла: умру, если он хоть пальцем тронет.

– Не смей, – процедила сквозь зубы, пытаясь снова вырваться. Его ладонь остановилась всего в сантиметре от моей груди.

Зазвонил телефон.

Боже! Не знаю, кто там, но пожалуйста! Пусть он скажет что-то такое, чтобы этот урод ушел. Прошу тебя! Никогда ни о чем не просила. Умоляю. Пусть этот человек заставит бросить все. Прошу. Пожалуйста.

Гева вытаскивает гаджет, и глаза его расширяются. Он смотрит на меня, потом на экран. Цокает, но делает шаг назад.

– Да, – совсем иным тоном отзывается в трубку.

Из телефона доносятся отголоски мужского голоса. И я клянусь, все мое нутро искренне верит в силу звонившего. Пожалуйста. Скажи ему что-то такое, чтобы он ушел. Прошу. Иначе я умру. Прямо здесь. От стыда. От боли. От страха. От собственной беспомощности и обреченности.

– Сейчас?! – прикрикивает Гева. – Нет, я не… я не кричал. Я… понял. Скоро буду.

На этом разговор заканчивается.

– Удивительное дело, цветочек. Почувствовал, что ли, он там? – усмехается Геворг. Скалится, затем молча разворачивается. Кивает дружкам. Те резко отпускают меня и бегут тенью следом. И только когда дверь за ними закрывается, я падаю на холодный кафель.

Кто бы ты ни был – спасибо.

Спасибо, что позвонил, что заставил его уйти.

3.2

Я сижу в туалете еще минут пятнадцать. Ноги трясутся, даже встать не могу. Благо никто не зашел за это время. Наверное, идет урок или весь мир вымер. А может, умерла я, черт его знает. Реальность в последние дни стала казаться мне плохим сном. Когда чудовища лезут из-под кровати и пытаются схватить тебя, ты знаешь, что нужно проснуться. Стоит только открыть глаза, как монстры исчезнут. Но почему-то не получается. У меня сейчас именно так. От этого и слезы лезут, и душа разрывается.

Когда страх немного отпускает, начинаю мыслить рационально. Идти в таком виде в класс – то еще удовольствие. Кому захочется блистать в одном лифчике по коридору? Боже, да я даже в купальнике фотки в инсту не выкладывала никогда. Считала это позорным, смущающим. А тут… что вообще в такой ситуации делать?

К моему счастью, иначе и не назвать, в туалет заходит уборщица. Пожилая женщина лет шестидесяти пяти. При виде меня она едва не падает рядом, теряется, видимо. Вру ей, что порвала кофту, вот и сижу здесь. Конечно, женщина не верит. Да кто бы поверил? Однако вместо допросов она приносит мне из каморки старенькую пыльную майку. Говорит, нашла ее полгода назад в раздевалке.

– Спасибо большое! – от всей души благодарю бабушку. Хочется обнять, потому что добрых людей в мире не так много. А отзывчивых, кажется, совсем не осталось.

– Если кто обидит, приходи! Я им шваброй по шею надаю, – кидает на прощание мне женщина в серой косынке.

– Обязательно, – улыбаюсь ей в ответ. Хотя быть сильной сейчас особенно сложно.

В класс возвращаюсь уже со звонком. Лелька поглядывает тайно на меня, скользит по моей новой одежке. В глазах ее – вопросы. Клянусь, там даже проявляются нотки тревоги. Но все это фальшь. Переживала бы она в самом деле, то никогда не бросила меня воевать в одиночку. Не дружба это.

Когда урок заканчивается, хватаю вещи. Быстро покидаю школу, тошнить начинает от этого места. Все приятные воспоминания перечеркнула пара негативных событий. Будто и не было ничего хорошего в этих стенах. Будто я всю жизнь ходила с меткой на лице: в нее можно плеваться, на нее можно наступить, ее можно сломать. Именно с такими мыслями окружающие начали смотреть на меня. Не было одиннадцати лет. Умерла Маша Уварова.

Дома меня встречает Аллочка. В коротких шортиках, едва прикрывающих ее ягодицы, в майке с вырезом на полгруди, и волосы уложены, словно только из салона. Мы с ней как Гусеница и Принцесса: две безумно разные ягоды.

– Боже мой! – показушно вздыхает мачеха, которая мне в подружки годится.

– Он на небе, ты адресом ошиблась, – скидываю обувь и иду на кухню. Хотя лучше бы в душ. Смыть с себя всю грязь и, если можно, воспоминания.

– Маша, ты себя в зеркало видела? Это что за вид вообще такой? Ты нашу семью позоришь, алло!

– Ты можешь не быть моей семьей, я вообще не против, – пытаюсь реагировать спокойно. Однако сегодня не лучший день для колких разговоров. Ведь все дело в майке, в грязной и старой майке на мне.

– Ты же девочка, в конце концов, – качает она головой, выпучивая свои пухлые губы.

– Алл, у меня нет настроения с тобой в дочки-матери играть. Давай в другой раз?