Лед, война и яйцо вселенной

Но ни я и никто из моих спутников не обладали инстинктами ныряльщиков или летателей. Всю жизнь мы провели на надежном, крепком льду, даже течения не могли унести нас прочь. Вот почему, слушая Локаториса, я еще крепче вцепился в скамью и подумал, что никакая сила не сможет заставить меня оторваться от нее и добровольно шагнуть в пустоту. Вместе с тем мне было достаточно увидеть исходившие от стен волны вибрации, чтобы вообразить масштаб бедствия, когда наш шар врежется в лед.

— Сколько у нас осталось времени?

Вопрос был задан так тихо, что я едва расслышал его, но голос узнал сразу. Генерал Антенссон снова был с нами.

Лейтенант Локаторис поднял вверх конечности.

— Очень мало, сэр. Трудно рассчитать, как низко мы опустились. Мы можем удариться о лед каждое мгновение.

— Очень хорошо. Откройте люк!

— Но генерал! — возразила мать Айсбергссон. — Мне кажется, вы еще не совсем готовы…

— Вы совершенно правы, почтенная мать — я еще не готов к тому, чтобы разбиться вдребезги! — На этот раз голос генерала прозвучал несколько громче. — Я прыгну первым. Вы — следующая.

— Я?! — воскликнула мать Айсбергссон.

Последовала короткая пауза, потом генерал сказал:

— Я бы хотел, чтобы вы были рядом, если посадка пройдет не совсем удачно. Вы можете мне понадобиться.

Шутка генерала немного разрядила всеобщее напряжение. Локаторис кивнул мне, призывая помочь ему отпереть люк. Но когда мы справились с последней защелкой, оказалось, что открыть его нам не под силу.

— Давление! — догадался профессор Трикликстон. — Внутри шара повышенное давление. Нужно уравнять его с забортным, тогда люк откроется.

Лейтенант Локаторис выпустил люк, потянулся к одному из шкафчиков и достал боевой дротик. Взвесив его в правой передней конечности, он вонзил острие в мембрану барабана-коммуникатора.

Треск, с которым лопнула туго натянутая мембрана, едва не ослепил меня. На мгновение мне показалось, будто что-то распирает мое тело изнутри, и я вот-вот взорвусь. Внутренность шара огласилась стонами, но понемногу боль ослабла. Потом я почувствовал, что ко мне вернулся нормальный вес, отчего я чуть было не выпустил рукоятку люка и не свалился на пол. Интересно, подумалось мне, какое отношение может иметь к этому избыточное давление?

— Хелицерис, люк! — прокричал Локаторис.

Я изо всех сил потянул люк, и он чуть-чуть приоткрылся. Вода с шипением устремилась в щель. Сначала дверца поддавалась плохо, потом все легче и легче. Наконец люк был открыт, и я протянул руку, чтобы помочь генералу, который все еще был очень слаб, добраться до него.

Прежде чем прыгнуть, генерал Антенссон отдал еще один — быть может, последний свой приказ:

— За мной! Не мешкайте!

И он исчез.

Почтенная мать Айсбергссон без промедления последовала за ним. После небольшой заминки из люка выпрыгнул и профессор Трикликстон. Следующим должен был быть мистер Октоподс, однако он сидел неподвижно, мертвой хваткой вцепившись в скамью. Лейтенант Локаторис повернулся к нему.

— Прыгайте же! Вы должны!

Октоподс затрясся и отрицательно качнул головой.

Локаторис попытался силой оторвать его клешни от сиденья, но у него ничего не вышло.

— Прыгай, Хелицерис! — приказал он мне, но я не послушался. Выпустив люк, я сполз по стенке вниз и попытался помочь лейтенанту, но куда там! Октоподс словно приклеился к скамье. Тронув Локаториса за плечо, я печально опустил антеннулы.

Лейтенант кивнул.

— Прыгай. Я за тобой.

Я не стал мешкать. Подскочив вверх, я вцепился в край люка, подтянулся. Через мгновение я был уже за бортом, в струе бурлящей воды. В ее фосфоресцирующих отблесках я увидел под собой шар, который продолжал стремительно падать. Еще ниже и чуть правее смутно виднелись внутренний двор и корпуса Университета.

«Слишком низко!» — мелькнула мысль. Тем не менее я растопырил конечности и антеннулы, как показывал лейтенант, и тотчас почувствовал, что скорость падения снизилась.

Но где же сам Локаторис? Напрягая зрение, я всмотрелся в шар, который был уже едва заметен. Ага, вот и лейтенант!.. Я увидел темную тень; она мелькнула в мерцающей струе и скользнула куда-то вправо. Несколько мгновений спустя меня едва не ослепил каскад звуков, ярких, будто вспышка — это наш летательный аппарат врезался в лед и разбился. Потом снова стало темно, и я послал вниз акустический импульс. Он вернулся ко мне почти мгновенно, и я увидел лед, который приближался — увы! — слишком быстро. Ужас сковал меня. С трудом овладев собой, я напрягал все силы, стараясь как можно дальше вытянуть конечности, антеннулы, усики и церк. Кажется, я даже хватал воду жвалами, хотя это вряд ли могло замедлить падение. Лишь в последний момент я подобрал под себя все восемь конечностей, надеясь погасить удар за счет мускульной силы.

Но удар оказался совсем нестрашным. Он был не сильнее, чем если бы я просто подпрыгнул. Очевидно, я успел достичь предельной скорости, как и предсказывал Локаторис. Но главный урок, которым я извлек из этого вынужденного прыжка, заключался в том, что разум может быть сильнее инстинкта — даже такого могучего, как инстинкт самосохранения.