Ледария. Кровь и клятва

Годрик почти не пил вина и не давал себя разговорить, каждый день откланиваясь раньше положенного. Слуги тоже отмалчивались — между северным и южным лагерем воцарилась немая неприязнь, но это случалось и без всякой подоплеки, когда селились под одной крышей два столь разных по уровню общества. Отсутствовали бароны с запада — хозяева равнин. Они не подписывали жалобу тех, кто пострадал от изъятия руды, но что обо всем этом думали? Несколько аккуратных писем, отправленных на запад, остались без внимания, а те, что пришли в ответ, оказались отпиской, бесполезной, как чистый лист.

Фронадан будто ослеп и оглох. Он знал, что, как бы ни было сложно, всегда есть ниточки, ведущие к цели и, если дернуть за них, получишь ответы. Но сейчас ни лесть, ни подарки, — ничто не сблизило его с беренцами. Мужчины были сдержанны и ни на мгновенье не оставляли своих жен одних, танцев больше не проводили — менестрель сказался больным. Грета ни разу больше не взглянула на Фронадана. Если она не уходила с ужина, жалуясь на головную боль, то весь вечер сидела молча подле мужа. Бериг не отпускал ее от себя и был единственным, кто последовательно гнул линию недовольства, упорствуя там, где остальные иногда расслаблялись и вели себя так, будто жалованные грамоты полностью решали проблему. Без сомнения, он был самым крепким звеном этого противостояния, не давая никому двигаться дальше. Опасения, что беренцы тянут время и тайно собирают силы, не оправдались — шпионы докладывали, что нигде в Берении скоплений войск нет.

У Фронадана было чувство, что он вертит в руках кувшин фокусника. Внутри что-то было, оно стучало и звенело, но откупорить кувшин нельзя — только разбить. Но именно этого и не хотел Вилиам Светлый.

— И я, конечно же, заверил ее, что даже такой удар нисколько не смертелен, но это для нас, а хрупким леди никак нельзя попробовать себя в турнире, — закончил Эван рассказ.

Фронадан кивнул и отпер дверь своих комнат, приглашая рыцарей внутрь. Камин уже был растоплен, стулья расставлены, Леви приготовил на столе корсийское красное.

— Кажется, все юные девы Берении очень радушны, и обе стороны счастливы знакомству.

— Так и есть, сир.

Фронадан откупорил вино и принялся разливать его по кубкам.

— Насколько близкими стали эти знакомства?

Повисла пауза. Стерлис проговорил:

— В каком смысле, сир?

Смысл тут был только один — романтический, ведущий к доверию и повышенной словоохотливости.

Фронадан отставил бутыль и встретил четыре чистых взгляда своих молодых подопечных. Себя он при этом ощутил старым, отвратительно расчетливым и черствым.

— В том смысле, как часто вы встречались вне застолий и удавалось ли вам говорить без старшего поколения?

— Старшие всегда сопровождают наших леди.

— Мы не искали личных встреч, — сказал Фартегард, — раз это вызывает недовольство родителей.

— И поняли, что они не одобряют рассказы о столичной жизни и валленийском дворе, — добавил Дрейгельд. — Хотя сами леди желают знать все подробности.

— Такие разговоры кончаются печально, — с укором товарищам заметил Фартегард, — потому что наших леди не вывезут в свет ни в этом году, ни в следующем. Здесь ответы едины у всех, а вы просили спрашивать. — Похоже, он единственный об этом помнил. — Разве Берения так консервативна и так закрыта, сир?

— Вовсе нет. Это меня и пугает. — Фронадан подал рыцарям вино и с наслаждением растянулся в кресле у камина.

— Чем же, сир?

— В целом — потерей связей и доверия, что всегда ведёт к политическому расколу. Мы уже это видим. А если предполагать смелее — вы не отпустите детей туда, где люди скоро станут вашими врагами.

Рыцари, усевшиеся кругом перед ним, невесело переглянулись. Эван опустил взгляд к полу, царапая золоченый бок кубка.

— Отец леди Уны уже считает чиновников короля врагами, — проговорил он наконец.

— А если точнее?

Эван был огорчен, как будто выдал чью-то тайну.

— Продолжай, продолжай. Мы здесь, чтобы решать проблемы, а не молчать о них. Борги не могут смириться с тем, что ходят на поклон к незнатным наместникам?

— Точно.

Стерлис выпрямился.

— А наставница леди Хенги постоянно одергивает ее: “Не выноси сор из дома”, — потому что та жалуется, что королевский суд их обидел.

— Тяжба через голову лорда?

— Похоже.

Фронадан потер глаза. Старая песня. Сором этим попрекал Вилиама ещё отец Годрика, желавший судить своих подданных сам, без шанса на выигрыш. Ничто не ново в Берении, но ничто и не изменится — Вилиам утвердил здесь свой порядок, и никогда от него не откажется.

— Так с этим ничего не сделать, сир, — развел руками Дрейгельд, — что жаловаться на закон?

— И правда. Проблему нелюбви к закону нам с вами не решить. — Граф подлил себе вина и устроил под спиной подушку. — Расскажите лучше, о чем, кроме турниров, мечтают ваши леди.

— Вам разве и вправду интересно, сир? — спросил Дрейгельд, оглядывая друзей — на их лицах читался тот же вопрос.

— Конечно. — Фронадан вытянул ноги к огню и пригубил корсийское.

Рыцарь просиял.