Ледащий #1

Церемония не затянулась. По трансляции объявляли очередное имя, к главнокомандующему подходила женщина – мать или вдова погибшего, и генерал вручал ей красную коробочку с наградой. Жал руку, обнимал и что-то говорил. Все выглядело так сердечно, и Николай почувствовал, как к горлу подступил комок. Здесь героев чтили.

Последняя вдова с наградой отошла к другим.

– Для получения награды приглашается Георгиевский кавалер прапорщик Гулый! – объявили по трансляции.

Владислав отправился к главнокомандующему и в последние пять метров неуклюже ударил строевым. Несвицкий вздохнул, на это глядя. А что поделаешь – шахтер. В лаве строевым не ходят, а в батальоне ополченцев, как видно, этому умению не уделяли много времени.

Гулый, вскинув руку к кепи, доложил, что прибыл. Главнокомандующий прикрепил к его мундиру орден. К удивлению, Несвицкого, тот представлял собой не крест, а четырехконечную звезду из золотистого металла с медальоном в центре. Получив награду, Гулый повернулся к залу и снова вскинул руку к козырьку.

– Служу республике!

– Встаньте рядом, прапорщик, – велел ему главнокомандующий. Гулый подчинился.

– Для получения награды приглашается Георгиевский кавалер, доброволец, волхв Несвицкий, – прозвучало по трансляции.

На Николая накатило… Пружинистым и легким шагом он вышел в центр зала и, повернув налево, ударил строевым. Впечатывая подошвы берцев в мраморные плиты, приблизился к правителю, встал и вскинул руку к козырьку.

– Господин главнокомандующий! Доброволец волхв Несвицкий для получения награды прибыл!

– Орел! – Качура улыбнулся. – Сразу выправка видна. В каком был чине?

– Майор в отставке, – сообщил Несвицкий, нисколько не соврав.

– Почему мундир не носишь?

– Служил другой стране. Здесь доброволец.

– Ну, это мы поправим, – сказал Качура и посмотрел на адъютанта. Тот подал ему раскрытую коробочку. Генерал-майор взял орден и приколол его к мундиру добровольца.

– Поздравляю, кавалер. Носи знак с честью.

– Благодарю! – Несвицкий пожал руку генералу и повернулся к залу. Вскинул руку к козырьку: – Служу республике!

– Встань рядом, – велел главнокомандующий, Несвицкий подчинился.

– К торжественному маршу! – объявили по трансляции. – В честь Георгиевских кавалеров. Взвод – смирно! Равнение направо! Шагом марш!

Заиграл оркестр, и мимо Николая, Владислава и главнокомандующего, печатая шаг, прошел знаменный взвод. У Несвицкого повлажнели глаза. Он вскинул ладонь к кепи. Чтобы его так награждали раньше! Вызовут в штаб, сунут в руки коробочку и иди, воюй! А тут… Сам главнокомандующий, почетный караул со знаменем…

– Господа! – объявил главнокомандующий, когда взвод и оркестр удались. – Прошу в банкетный зал. Почтим память павших героев и выпьем за здоровье живых.

Несвицкий с Гулым присоединился к родственникам погибших ополченцев и в сопровождении распорядителя направились в банкетный зал. Он не видел, как Качура подозвал адъютанта и что-то приказал ему. Тот кивнул и удалился, а главнокомандующий пошел за ними следом.

Стол был накрыт довольно скромно: тарелки с бутербродами, рюмки с водкой, бокалы с пузырящимся шампанским на белой скатерти. Как говорится, чисто символически. Стульев нет, а-ля фуршет. Выпили, немножко закусили – и по домам. Мужчины остались в головных уборах.

– За павших воинов! – главнокомандующий поднял рюмку. – За героев! Царство им небесное.

Все молча выпили и закусили. Официанты разлили по второй. Напротив Николая стояли женщины во вдовьих платьях и платках. Они поглядывали на него, и он почувствовал себя неловко. Вот он выпендривался, строевым ходил, а их мужья и сыновья лежат в земле…

– Что загрустил? – спросил его главнокомандующий.

– Да вот припомнилось… – ответил Николай.

– Что?

– Стихи.

– Прочти!

Николай кивнул:

– Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны,

В том, что они – кто старше, кто моложе –

Остались там, и не о том же речь,

Что я их мог, но не сумел сберечь, –

Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…[2]

Главнокомандующий крякнул:

– Умеешь ты тоску навеять. Да я об этом каждый день… Ты лучше б спел, как пел на кладбище.

– Так ведь не тризна, – растерялся Николай.

– А ты не поминальную, другую, – пожал плечами генерал. – О том, как мы деремся на войне. Такие знаешь?

– Спойте, Николай Михайлович! – загомонили женщины. – Уважьте!

– Ладно, – выдохнул Несвицкий, слегка подумав. – Хотели – слушайте!

Здесь птицы не поют,

Деревья не растут.

И только мы к плечу плечо

Врастаем в землю тут.

Горит и кружится планета,

над нашей Родиною дым.

И, значит, нам нужна одна победа,

Одна на всех. Мы за ценой не постоим!

Одна на всех. Мы за ценой не постоим!.. [3]