Ледащий #1

Первым прилетел ударный винтокрыл. Сделав круг над группой диверсантов, застывшей у посадки, он развернулся и полетел к шоссе. «Прикрывает», – сообразил Акчурин. После томительного ожидания появился долгожданный транспортник. Подняв вихрь снега, он опустился в десятке метров перед группой. Таща носилки с раненым, диверсанты ринулись к нему. Дверь транспортника сдвинулась, наружу выскочили двое в форме и с носилками. Переложив на них Несвицкого, ловко затащили в вертолет. Следом влезли диверсанты и расселись по железным лавкам. Дверь затворили, мотор взревел, и винтокрыл поднялся в воздух.

Касаткин-Ростовской смотрел, как прилетевшие за ними медики хлопочут возле Николая. Поставили систему переливания с прозрачным раствором в банке, укрыли одеялом. Один держал в руке запястье Николая и хмурился. Князь посмотрел на сидевшего напротив Акчурина. Татарин шевелил губами. Внезапно поднял руки и провел ими по лицу, как будто умывая. «Молится, – сообразил Борис и перекрестился: – Господи, помилуй и спаси раба Твоего Николая!»…

[1] Хунд – собака (нем.)

Эпилог

Эпилог

Марина проскользнула в дверь палаты и подошла к сидевшему на стуле адмиралу. Тот дремал, опустив небритый подбородок на грудь. Она легонько тронула его плечо.

– Николай Иванович…

– А? Что? – Несвицкий-старший поднял голову.

– Зачем вы здесь? Ночь на дворе. Вам нужно отдохнуть.

– Как вы не понимаете? Мой внук, возможно, умирает, – глаза у старика налилось влагой. – Когда-то я не смог быть рядом с сыном в его последнюю минуту, так хоть бы с внуком…

– Он не умрет, – Марина покрутила головой. – Степан Андреевич –хирург от бога. Операция прошла успешно. Николаю перелили зачарованную плазму – он сам ее и приготовил перед тем, как вы его отправили за фронт. Он обязательно поправится.

– Уверены?

– Я врач. Идемте!

Марина отвела Несвицкого в соседнюю палату, где уложила на свободную кровать.

– Поспите, Николай Иванович! – сказала на прощанье.

Выйдя в коридор, она позвала санитарку и отвела ее палату, откуда увела Несвицкого. Там они вдвоем перетащили пустующую койку к той, на которой спал раненый, поставив ее рядом. Когда помощница ушла, Марина скинула халат и забралась под одеяло. Взяла руку Николая, поцеловала и положила себе на грудь.

– Вот так-то будет лучше, – прошептала. – Теперь ты никуда не улетишь. Не отпущу!..

***

«По сообщению агентства Славинформ вчера покончил жизнь самоубийством командующий войсками Славии маршал Коровяк. Он дважды выстрелил себе в затылок из табельного пистолета…»

Несвицкий хмыкнул. Персонажа явно ликвидировали, списав на суицид. Он продолжил чтение.

«Еще один палач варяжского народа отправился прямой дорогой в ад, где встретится с другим мерзавцем, повешенным по приговору Верховного суда Нововарягии. Жаль, что Коровяк веревки избежал. Но есть другие кровопийцы, которых ждет расплата. И им ее не миновать…»

Николай сложил газету и положил ее на тумбочку. Задумался. Похоже, понеслось дерьмо по трубам. В руководстве Славии – раздрай. После освобождения земель Нововарягии в ходе наступления объединенных сил республики и корпуса империи, в Борисфене ищут виноватых. Пока списали маршала, но, нет сомнений, что это лишь начало…

В дверь постучали, и в палату вошли Касаткин-Ростовской с Акчуриным. В белых халатах, наброшенных поверх мундиров, волхвы смотрелись мило и забавно.

– Здравствуй, Николай, – сказал Акчурин. – Пришли вот навестить. Едва пустили – говорят: тебя не нужно утомлять. Мы ненадолго.

– Присаживайтесь! – Несвицкий указал на табуреты возле койки. Волхвы сели. – Рад вас видеть. На то, не пускали, не сердитесь – перестраховываются медики. Чувствую себя почти нормально. Рана зажила, срослись поломанные ребра, разве что осталась слабость – крови много потерял. Спасибо вам, что довезли живым.

– Тебе спасибо, – возразил Акчурин. – Если б не вмешался, конец бы нам – по крайней мере Гайворону и Сашко. Мы с Борисом, возможно, улетели бы, хотя не факт. На бронетранспортере стояла автоматическая пушка. Один снаряд ее защитный кокон отобьет, но двух-трех попаданий не выдержит.

– А я подставился под пистолет с магическим патроном, – вздохнул Несвицкий. – Спешил и не добил фашиста. Не подумал, что маг возглавит погоню.

– Мы видели, как он летит вслед за тобой, – сказал Касаткин-Ростовской, – но не могли стрелять – тебя бы зацепили. Зачарованные пули не разбирают свой или чужой. Взлетели, чтоб перехватить, но опоздали: он тебя уже подбил. По рации кричали, но ты не слышал нас.

– Наушник выпал, а я в горячке не заметил, – вздохнул Несвицкий. – Лопух. Теперь меня ругают на чем свет стоит.

– Почему? – удивился Касаткин-Ростовской.

– Марина – сами понимаете, за что, – стал перечислять Несвицкий. – Дед – за беспечность в отношении врага, проявленное легкомыслие. Начальник госпиталя – за то, что раненых оставил без раствора. Повезло, что из империи прислали волхва. Тот хоть и ворчит, что выдернули из Москвы, но раствор готовит.